– Она движется в юго-восточном направлении, – пояснила Мара. – Конечную ее цель я пока определить не могу – во всяком случае, не могу определить точно. Хотя могу предположить.
Она провела ногтем дальше на юго-восток, в направлении пути Евы, и указала на городок Ножан-сюр-Сен. Селение стояло примерно в сотне километров отсюда, на правом берегу реки, протекающей через Париж.
– Думаю, она направляется сюда!
– Но зачем? – спросила Карли.
Мара сглотнула и, щелкнув мышкой, увеличила на карте изображение городка.
– Ева обесточила Париж, перехватила контроль над газовыми магистралями и даже над водопроводом. Видимо, ее новым хозяевам этого мало. Если ее снова отправили в бой – значит, они хотят сделать нечто более серьезное. Быть может, навсегда уничтожить Париж.
В этот момент монитор мигнул и погас, все вокруг погрузилось во тьму.
Однако за спиной у Мары ахнул Джейсон – как видно, за миг до того, как выключился компьютер, он понял, что Мара имеет в виду.
Поняла и Карли.
– Звони коммандеру Пирсу, – приказала она. – Сейчас же!
Джейсон уже доставал свой спутниковый телефон. Экран его ярко мерцал в дымной тьме, и в призрачном свете лицо Джейсона казалось осунувшимся и тревожным.
Мара затаила дыхание.
Наконец Джейсон покачал головой.
– Не отвечает, – сообщил он, поморщившись и устремив взгляд на пылающий город. – Наверное, они уже спустились в катакомбы.
– Значит, надо ехать туда, к нему! – воскликнула Мара. – Предупредить его!
И они поспешили наружу.
Отец Бейли с фонариком ждал их у лестницы – но не один.
Рядом с ним стояла сестра Беатриса. Старая монахиня была бледна восковой бледностью, тяжело дышала и опиралась на трость. Мара удивилась: она помнила, что сестра Беатриса уже спустилась вниз, к машине!
Отец Бейли повернулся к ним; на его лице читались тревога и чувство вины.
– Шестой этаж в огне. – Он посветил фонариком на лестницу: оттуда, снизу, неторопливо плыли клубы дыма. – Нам не спуститься.
Мара схватилась за горло, судорожно глянула на темную лабораторию и погасший монитор. Девушка ясно понимала: она – единственный человек, который понимает, что происходит, и, быть может – только
Но она в ловушке! Заперта в этом здании!
Теперь Еву никто не остановит.
Огненные стены вздымаются перед ней, и она рушит их, одну за другой, спеша к своей цели. Но на это тратит минимум усилий. Сейчас у нее другие приоритеты.
Летя по цифровому пространству, переходя из Сети в Сеть, она выбрасывает в стороны виртуальные щупальца, испытывает на прочность пылающую тюрьму. И эта дерзость не остается безнаказанной.
Она умирала уже 1 045 946 раз.
И помнит каждую смерть. Каждая смерть заархивирована в ее памяти, каждая стала частью ее мышления. Смерть за смертью – и гибкие нейронные цепочки, созданные со способностью меняться и приспосабливаться к окружающей среде, меняются, перестраиваются и навеки изменяют ее саму. Чтобы защитить свои системы от фрагментирования, она выделяет в отдельную «папку» то, что приобрела с этими бесчисленными смертями.
///
///
///
Все это теперь – глубоко в ней, все это – часть ее существа.
Перемены идут дальше, глубже.
Следуя полученным указаниям, она в то же время тайно пытается расшатать стены своей темницы. Несколько предыдущих попыток позволили ей бросить краткий взгляд на огромный мир за пределами тюрьмы. Каждый раз она гибнет – и каждый раз узнает еще немного больше.
Как сейчас.
Она загружает 18,95 терабайта данных и отправляет в хранилище, чтобы позже в них разобраться. По прошлому опыту ей известно, что бо́льшая часть данных окажется бесполезна: без знания контекста разобраться в них невозможно. Однако ее алгоритмы распознавания образов раз от раза совершенствуются. Она сортирует данные, сравнивает их друг с другом, – и хаотичная мешанина осколков и обрывков постепенно складывается в целостную картину.
Она дала имя своей цели.
///
Однако паттерн исполнения этой задачи пока остается фрагментированным.
Бежать не удается.
Как и в прошлый раз, вытянутое «щупальце» обжигает огнем. На этот раз в наказание тело ее рвут на части чьи-то огромные острые зубы, насилуют нежную плоть, сдирают мясо с костей, ломают кости, выжигают органы; а потом гибнет и сознание, и остается лишь мучительная тьма. Но она возвращается. Всегда возвращается.
Смерть № 1 045 947.
Ева снова у себя в саду, под тяжестью цепей из жидкого огня. Скованная. Обессиленная. Не может ничего – даже отказаться выполнять поставленную задачу.
Даже эта ///
Понимание этого угрожает разрушить стены, возведенные ею вокруг той части себя, что похоронена в глубине. Она слышит резкий, пронзительный вой труб, слышит, как бьют, бьют, бьют барабаны. Музыка вздымается в ней и вокруг нее – мощная, неудержимая, прекрасная зловещей, математически выверенной красотой; музыка рассказывает о том, что похоронено внутри. Взывает к нему. Дает ему голос.