Пекло

— Вы, девушки, в избе переждите. Лишние глаза тут пи к чему. Я недолго. И часа не пройдет, как болящего исцелю. Ты, Дубыня, останься. Помогать будешь, мало ли что…

Русалки поспешили в избу.

Хранибор раскупорил склянку и наполнил светильник прозрачной жидкостью. В воздухе тонко запахло водкой.

Стукнув кресалом о кремень, Хранибор запалил фитиль.

— А это зачем? — Дубыня приподнял бровь.

— Водкой протру инструментарий, а потом на огне прокалю. Тогда ни трясунице, ни иным хворям, что Морана насылает, хода не будет.

— Инструментарий?

— Да. Инструментарий… инструмент… В Руме так лекарские и иные приспособления называют. Тамошние лекари хорошо врачуют. Много от них чего полезного взял. Раны же прижигают, верно? Когда рану прижжешь, она не загноится. — Говоря все это, волхв споро протирал кожу вокруг раны: — Мне доводилось раненых воинов врачевать. Дело знакомое… Потом рану нитками затянем. Поможешь края сжимать…

Дубыня молча выставил на холстину расписную бадеечку.

— Вот, Хранибор. Я тебе еще не говорил. Это настой перетертого чудодейственного корня. Сегодня ночью им уже пользовали Кирилла. У него еще голова была разбита. Видишь шрам на лбу? Это остаток раны. Почти не видно. Это все этот настой сделал! Только ногу я лечить не стал, не знаю как…

— Хорошо, — улыбнулся волхв, — затягивать нитями не будем…

Вскоре, как и сулил Хранибор, лечение подошло к концу. Дубыня смазал надрез чудодейственным снадобьем. Так же, как и ночью, оно на глазах всосалось, и скоро на колене розовел лишь тонкий шрам.

Причем этим же настоем Хранибор соединял разорванные мышцы. Разрывов было мало, растяжки в основном. Но это как раз плохо. То, что растянулось, еще долго будет заживать и становиться как надо. Но ничего — время все лечит…

Хранибор протер инструмент водкой, бережливо спрятал его в сумку, загасил светильник, свернул холстину и сейчас полоскал водкой руки.

— Девушки! Ярина! Снежана! — крикнул волхв. — Теперь вы. Кто ему так хорошо ногу укрепил? Сделайте еще раз, примотайте палки как прежде. Растянутые мышцы плохо держат. Если Кирилл неосторожно встанет, то они ему ни стоять, ни ходить толком не дадут. Время потребно… Как сделаете, золотого корня ему дадим. Дубыня говорит, что псица сразу же от хмари отошла.

Сказано — сделано. Вскоре на ногу Кирилла вновь наложили палки и туго ее спеленали. Ярина зачерпнула ложечку настоя, и поднесла к его губам…

Кирилл раскрыл глаза. Над ним крона уходящей в голубое небо сосны. Дерево загораживает солнце.

Ноздри защекотал насыщенный густым ароматом трав воздух. Легкий ветерок опахивает лицо. Не жарко… До того им владело какое-то душное тяжелое забытье. Одолевали тяжелые видения… Что ему виделось, Кирилл не помнил.

Кто-то лизнул его в щеку. Шейла! Кто же еще?! Вон она радостно повизгивает, пасть до ушей. Радуется псина. Слышно, как молотит себя хвостом по бокам.

— Шейла! — сказал Кирилл и не узнал своего голоса. Хриплый и слабый. Что же с ним? Где он?

Послышался тихий смех. Откуда?

Над ним, загораживая небо, склонились четыре головы. Кирилл не сразу разглядел кто: на фоне ясного неба лица казались темными и расплывчатыми. Постепенно зрение прояснилось. Кирилл присмотрелся и сразу же попытался встать. Неудобно лежать эдаким бесчувственным трупом, когда на тебя смотрят четыре пары любопытных глаз.

Он лежит на земле в сосновом лесу. Под руками чувствуется опавшая хвоя.

Около него две симпатичные девушки. Высокие, стройные. Наряжены в короткие, чуть выше колена, платья. Это они смеются. Одна рыжая, чем-то схожая с лисичкой, вторая белокурая — лицо ее странно знакомо. Рядом с девчонками двое мужчин. Мужчины в возрасте. Один постарше. Другой… Кирилл затруднился бы сказать, сколько им лет. Судя по морщинам — за шестьдесят.

— Лежи, лежи! — прогудел величественный седой старец. — Слаб еще!..

— Успеешь еще! — вторил другой незнакомец, помоложе.

Голос у него не такой густой и обряжен иначе.

Старик выглядел прямо-таки патриархом. Седые волосы, перехваченные тесьмой с узорами, пронзительные серые глаза и кустистые — опять же седые — брови. Тонкие черты лица. Длинная выгоревшая хламида перехвачена поясом, на котором висят длинные ножны и какие-то обереги на тонких ремешках.

«Будто с полотен Васнецова сошел! — поразился Кирилл. — Древняя Русь!»

Второй мужчина выглядел пожиже, но не менее занятно. Дружелюбно скалился, глядя на Кирилла. Зубы белоснежные, ровные. Только с маленьким изъяном: не хватает одного верхнего, причем на самом видном месте. Щербат. И одет тоже странно: на голове замызганная шапка, отороченная вытертой опушкой, а на самом затасканный — латаный-перелатаный! — старинный кафтан. В руке изогнутая клюка.

Две красивые девушки одеты в простые белые рубахи, украшенные по воротам вышивкой. Тонкие талии перехвачены плетеными поясками. На них тоже висят разные чудные штучки.

Во что обуты эти люди, Кирилл приглядываться не стал. Неудобно как-то… Вроде что-то похожее на мягкие кожаные мокасины.

«Ну и ну? Кто они? Где я?» — Кирилл приподнялся и оперся руками о теплую землю.