Пекло

Окрашенная в ярко-изумрудный цвет, она сияла стеклами окон и причудливыми золотыми завитушками. Ее высокие обитые железными полосами колеса грохотали так, что казалось, будто карета разваливается на ходу.

Упряжь состояла из шотландских пони. В корне запряжены большие белые коньки. Два посередине — белые в черных яблоках. На спине одного из них сидел малюсенький чем-то схожий с мартышкой форейтор в изумрудного цвета наряде и треуголке. Треуголку украшали длинные, чуть ли не до земли, перья. Подбадривая упряжь, форейтор оглашал воздух дикими воплями.

«Йе-е!.. Йе-е!..» — неслось из-под перьев. Впереди бежали два конька-карлика вороной масти.

Унизанная бубенчиками упряжь пони издавала мелодичный перезвон. На запятках кареты стояли два маленьких лакея. Нестерпимые для глаз ливреи их выглядели подстать упряжи и карете: изумрудно-бархатные, сиявшие золотыми галунами и тоже расшитые позванивающими бубенчиками. На затянутых в белые чулки ногах лакеев сверкали черные лакированные штиблеты.

Из-под железных ободьев летели искры. Пони, резвясь, мчались к крыльцу главной башни.

Карета как вкопанная остановилась прямо перед входом, что делало честь искусству форейтора.

Блестящие скороходы — близнецы лакеев на запятках — добежав до крыльца и встав на одно колено, почтительно опустили древки вымпелов.

Ткань развернулась, и Кирилл увидел, что на них изображен дракон, держащий в клыкастой пасти черный круг с лучами — солнце.

На крышу кареты с карканьем уселись вороны.

Ливрейные лакеи проворно соскочили с запяток и, распахнув дверцы кареты, быстро опустили крытые бархатом ступеньки. Наступила звенящая тишина…

ГЛАВА 11 Жизнь в вендском лесу

Незаметно летели дни, недели. Прошел месяц, и теплая весна уступала место жаркому лету.

Нога Кирилла почти зажила. Никаких следов на поврежденном колене не осталось: чудотворное снадобье лешего затянуло рану в первые же часы. Но не это важно — подумаешь, шрам! — главное, что внутри, хоть и не сразу, пошло улучшение. Исчезла первоначальная хромота, невозможность делать иные элементарные движения: например, просто сильно согнуть ногу в колене. В нем незаметно стихли глухие ночные боли.

Кирилл бегал по лесу на длинные расстояния, а порой, продираясь сквозь лесные завалы, прыгал. Тренировался, не ленился. А как иначе? Если колено не разрабатывать — восстановление затянется, а этого он не хотел. Но иногда к вечеру все-таки начинал прихрамывать: поврежденное колено — это не шутка.

Впрочем, Кириллу была известна и такая вещь — тренировки через боль недопустимы! От самоистязания ничего толкового не выйдет. Дело известное: сколько спортсменов остались инвалидами, потому что пренебрегали этим простым правилом.

Но как бы там ни было, динамика ноги через несколько недель почти полностью пришла в норму.

Впрочем, за прошедший месяц Кирилл так пристрастился ходить с посохом, что порой ловил себя на мысли: «И как это я раньше обходился без такой полезной вещи? Сколько удобств от него!»

Но в Петербурге народ с посохами не ходит — не принято. А зря, между прочим! Можно и от распущенных собачек отмахнуться, и нежданным недругам ребра вправить!

Чудный посох, как и обещал, изготовил Дубыня. Куда ходил леший и где он нашел такое дивное дерево, так и осталось загадкой. Впрочем, лесной хозяин многое знает, и многое ему доступно.

Дубыня вручал посох торжественно. Глаза его сверкали, а лицо — против обыкновения — не расплывалось в щербатой улыбке, и было на редкость серьезно.

Леший провел шершавой рукой по гладкой поверхности посоха. Кириллу он сначала показался зеленоватым, темным. Но, присмотревшись, увидел, что на древесине разливаются прожилки трех разных оттенков. Одна светло-коричневая, затем серо- и темно-зеленая: цветов мореного дуба. Прожилки, то струились прямо, то переплетались, составляя затейливый узор.

— Вот! Владей! — На вытянутых руках Дубыня протянул посох Кириллу. — В этом посохе заключена сила трех деревьев. Дуба — дерева громовержца Перуна. Дуб дает мощь силу и твердость. Ясень — отгонит змей и гадов, а можжевельник дарует здоровье — хворости тебя стороной обходить будут.

Волхв Хранибор улыбнулся.

— Не слишком ли всего много? По первости хватило бы и одного можжевельника. Мой посох поначалу был просто бузинный, а время прошло — он сил набрал и изменился. Посох — дело важное! Он мне помогает — я ему!

— Ты, Хранибор, сколько лет по миру ходил, пока своей силы достал? То-то! — отрезал леший. — Я от себя добавил в посох еще чародейских сил. Каких — говорить не стану. Ни тебе, Хранибор, ни тебе, Кирилл. Никому. Посох этот народился недавно, и кричать на весь белый свет, каков он, и что можно с его помощью делать, ни к чему! И времени у Кирилла нет. Пусть уж сразу сильная вещь ему служит!

Почему у него нет времени, Кирилл не понял. Он еще не знал о ночных событиях, которые предшествовали его появлению: о том, что на древнем болоте выходила в мир невиданная нежить, и о том, что леший считал — Кирилл появился в их лесу не просто так, он должен помочь в борьбе с неведомым злом.

А Дубыня продолжал: