Пекло

— Не знаю, — пожала плечами и тут же спрятала зажигалку за спину, когда раздался щелчок открывающейся двери. Тонкая полоска света нырнула в трюм, давая возможность быстро оглядеться вокруг.

Это было похоже на склад. Склад тех самых ящиков, неровно накрытых большими кусками ткани. На некоторых из них сидели девушки. Нас было четверо. Та, что блевала в самом углу, со всхлипом кинулась к вошедшему мужчине, но он грубо отбросил её назад огромной лапой. Тот самый толстяк, которому меня передал ублюдок Мухаммад.

— Стой. Куда лезишь!

Девчонка ударилась боком об один из ящиков и, громко застонав, опустилась прямо на пол.

— Астарожнее ты, паврэдишь тавар, — за толстяком вслед зашёл невысокий худой мужчина. Свет открытой двери позволил увидеть маленькие глаза на смуглом лице и тонкие усы. Крыса. Почему-то появилась именно эта ассоциация, когда он отставил поднос, который в руках держал, и быстро наклонился к девушке, задрав на ней кофту, затем недовольно зацыкал.

— Ну вот, синьяк будит, — затем он повернулся к турку и что-то на своём пролопотал.

— Вы кто такие вообще? Куда вы нас везёте?

Я сделала шаг навстречу к Крысу, который вытянулся во весь рост и смотрел на меня, слегка склонив голову набок. Рассматривает. Улыбнулся, и по телу волна омерзения прошла.

— А тибэ это зачэм знать? Как русский говорит? Меньше знаешь, крепче спишь.

— Скажи, куда вы нас везёте? Мой отец — Андрей Воронов. Слышали о таком? У него большие связи в России. И не только у нас, везде, в мире. Вороновы. Знаете таких? Их все знают, — несколько шагов к нему, — Мой отец заплатит любую сумму, только позвольте с ним связаться. У него есть деньги. Много денег.

Тощий повернулся к толстому и ухмыльнулся.

— Дэньги-это харашо. Если никто тэбя не вазьмёт, пазваним отцу. Абязатэльно пазваним.

Он протянул руку и коснулся моего лица, а я невольно отшатнулась.

— Но тэбя вазьмут. Красивая. Малэнькая русская шлюха всегда вазьмут. Как яркая, красивая рыбка. Ещё целка? Плохо, если нет. Тогда меньшэ дадут.

— Кто?

Девушка с хриплым голосом оказалась за моей спиной.

— Вы что собираетесь делать с нами?

— Эта, — Крыс ткнул пальцем в поднос, стоявший на полу, — ваша еда. Кушайте, до самой астанофки больше кармит не будим.

— Эй, стойте! Вы куда?

— Стойте, скажите, почему вы нас держите тут?

— Пожалуйста!

Ублюдки быстро вышли из трюма, переговариваясь между собой и не обращая внимания на нас.

— Ты поняла, куда они везут нас?

Я повернулась к Маше.

— Нннет…они не сказали. Они говорили что-то про аукцион. Я…я не совсем поняла.

— Бесполезная.

Хриплая женщина, судя по звуку, опустилась на ящик.

— Что тут не понимать, девки. Они нас на продажу везут.

— Зз-зачем?

— Ой дурааа…

Она вдруг всхлипнула. И так же рядом всхлипнула та, с синяком.

А я почувствовала, как горло сдавило что-то, и стало тяжело дышать. Будто разом перекрыли кислород в трюме. Попыталась схватить, отцепить эту удавку с шеи, но пальцы хватают только воздух. И в груди вновь стало слишком тесно, будто сердце выскочит. Оно уже стучит где-то в горле, готовое вырваться изо рта. С силой зажала ладонью рот, чтобы не закричать, не заголосить вместе с остальными девушками. Нельзя. Нет. Этот урод назвал меня рыбкой. Маленьких ярких рыбок не так-то просто поймать, да, папа? Они всегда могут вырваться. И я смогу. Должна суметь.

Глава 8. Саид

Я похоронил его рядом с отцом и матерью, рядом с Бакытом. Труп искали мои люди несколько суток. Мог бросить как собаку. Вонять и гнить где-то в лесу. Но он мой брат. Сука, тварь, но брат, а меня учили семью не бросать никогда. Пусть я и младший, но за всех в ответе. Хотя Ахмед свою дорогу сам выбрал. Семейный бизнес его не устраивал, он с дядей мутить начал: наркота и живой товар. Быстрые деньги, легкая нажива. Отец против был всегда. Он занимался только продуктами питания. Свои магазины по всей России, склады, точки сбыта, состояние сколотил именно на этом. Свои заводы по изготовлению колбас, сыров по особому национальному рецепту, когда я вошел в долю, то предложил открывать сеть ресторанов вайнахской кухни. Я назвал эту сеть Хаджар, именем своей матери.

Перед смертью она сжимала мои руки и говорила: