Я вошел третьим в дело Ахмеда и взял бразды правления и в свои руки. Через какое-то время мы подмяли под себя несколько группировок и остались одни на рынке. Потом будут годы затишья, за эти годы я из жалости оттрахал шлюху Ахмеда, и она родила от меня дочь…Я не знал, что она моя. Она скрыла. А Ахмед…он, как ни странно, девочку полюбил и себе оставил. В этом и есть моя ошибка, как отца. Нужно было проверить, чей это ребенок. Не отрицаю. Но тогда не время было с Ахмедом женщину делить. Да и женщина эта не была мне дорога. Жаль было, да. Не более. Наше дело и так раскалывалось на части, пока не раскололось-таки. Ахмед окончательно в беспредел ударился, а я не собирался в этом участвовать. Он с террористами связался и товар им поставлял, вербовал подростков и молоденьких девушек, мать Лексы запер в психушку. Опять пошла наркота из Афганистана, у него появились свои каналы. Денег стало много. Я ему больше был не нужен. И даже мешал.
Мне хватало поставок оружия и ресторанного бизнеса. Я подмял под себя несколько городов. У меня была своя империя, даже две. Я собирался завозить пушки легально и приложил к этому немало усилий.
Потом Лекса свяжется с Графом, и начнется апокалипсис. Помню, как Ахмед приполз ко мне, как цеплялся за мой рукав и ныл:
— Он выкрал мою дочь! У него моя Лекса! Что делать, Саид?
— Пойти на его условия! Пока!
Я предупреждал брата прекратить вражду, предупреждал, что с Воронами лучше не связываться. Можно и в обход их свои дела воротить, но Ахмед объявил кровную вражду. И сам же за нее и поплатился.
Труп брата нашли спустя несколько дней, после его исчезновения. Я его сам лично паковал в черный мешок. Паковал и говорил с ним, как если бы он еще был жив.
— Гнида ты, Ахмед. Гнида позорная, шакал. Давно тебя смерть такая ждала. Собачья, лютая. Я бы защитил тебя, но сам не захотел. Не остановить тебя было, не удержать. Все наши семейные ценности обратил в тлен. Лично тебя должен был казнить. Башку сам тебе оторвать…
А сам чувствую, как слезы по щекам катятся, потому что перед глазами картинки мелькают, где мы втроем в футбол играем, рыбу ловим, шашлык с отцом жарим, а мать моя носит на стол лепешки, соленья. На ней цветастое платье в пол, волосы спрятаны под косынкой и руки натруженные, с перстнями и кольцами, выглядывают из-под манжет. Я эти руки перед сном каждый день целовал.
Потом ее не стало. Потом отец привел другую жену. Пока мать жива была, не приводил. Любил ее больше первых жен, уважал и чтил.
Сегодня годовщина смерти Ахмеда…простил ли я Воронам эту смерть? Забыл ли я и смерть моего второго брата Бакыта? Не забыл. Такое не забывают…Но и войну устраивать не собирался. За дело братьям Граф и Зверь отомстили. Я бы на их месте точно так же поступил….НО! Диктовать мне, как и где заниматься бизнесом Граф не будет. И однажды…однажды он поплатится за смерть Ахмеда и Бакыта. Месть — это блюдо, которое подают очень холодным, усыпив бдительность врага.
Постоял у могилы какое-то время. Цветы не принес. Не заслужил Ахмед цветов. Развернулся, чтобы к машине идти, и почувствовал, как в кармане завибрировал мой сотовый.
— С Даудом разобрался. Прикроет лавочку…Откупиться, падла, хотел. Твою долю передал и подарок для тебя.
— Выбрось на хер его подарок, а деньги раздели между нашими.
— Вы сначала посмотреть должны…на подарок.
— Я сказал, выбрось. Или себе возьми.
— Это вы сами должны решить. Пока не посмотрите, не возьму.
— Хорошо, скоро буду на складе, вези его туда.
Глава 9. Саид
Подарки я не любил никогда. Никто и ничего не делает просто так. Всем что-то нужно. Как минимум — благодарность по гроб жизни. Как максимум — твоя собственная жизнь. В зависимости от того, что тебе подарили. Поэтому я всегда за подарки плачу. Лучше купить и знать, что это действительно твое.
Так что этот сраный подарок от Дауда я собирался на хрен вернуть ему обратно. Но посмотреть придется, если Валид настаивает, значит это важно. Но что уже мог подарить Дауд, такого, чтобы Валид посчитал это важным? Дауд, который доставляет шлюх всех мастей заграницу. Дауд, тот сукин сын из-за которого у меня возник конфликт с Вороновым.
Дорога заняла минут двадцать, все это время в машине гремели басы рока. Мне хотелось поскорее со всем покончить и ехать домой, а вечером отправиться к шлюхам в центр. После эмоционального напряжения ужасно хотелось трахаться. Спустить вместе со спермой все сожаления и размышления о прошлом. Ничего так не расслабляет как охеренный секс. По крайней мере, меня. Так как алкоголь я не употреблял практически никогда. Как и мой отец. Меня расслабляли охота, секс и рок.