Пекло

Кажется, он решил, что я замерзла, что воспитательный процесс можно приостановить, потому что холодную воду вновь сменила тёплая. А я чуть не усмехнулась. Если бы ты знал, что после того случая я принимала только холодную ванну. Мне нравилось, как в такой воде отмирало чувство осязания…

— Ты же не захотела принимать душ сама. Значит, я тебе помогу.

Ииии… паника! Вновь бесцеремонно ворвалась под кожу. Потому что он протянул руку к моей кофте.

— Нн-не надо. Я с-сама. Пожалуйста.

Поднимаясь на цыпочки, чтобы посмотреть в его глаза. Только убери свою руку. Не прикасайся больше, пожалуйста…и замереть, когда он едва не отступил, видимо, увидев что-то на моем лице. Что-то, что удовлетворило его желание напугать? Подчинить?

Молчание. Тяжёлое. Гнетущее.

— Хорошо. У тебя десять минут.

Отступает, вылезая из ванной. Бросил взгляд на себя в зеркало и впервые за столько времени чертыхнулся, недовольно зыркнув на меня карими глазами.

— Завтра в десять утра регистрация нашего брака. Сегодня выспись. Ты должна хорошо выглядеть завтра.

— ЧТО?!

Он вдруг улыбнулся. Страааашно так улыбнулся. До мурашек. Слегка склонив голову и явно видя перед собой что угодно, но не меня.

— Ты же не хочешь огорчить папочку своим несчастным видом на наших свадебных фотках?

* * *

Это же сон, да?

Какой-то сюрреалистический, какой-то невероятный сон, который закончится, как только я открою глаза. Поэтому ещё и ещё щипаю собственные запястья в тщетной попытке проснуться. Раньше мне это удавалось. Каждый раз, когда мне снились кошмары, моё подсознание позволяло эти манипуляции — вынырнуть из страшного болота на поверхность реальности. Проснуться и жадно хватать воздух, щипая свои руки. Однажды папа заметил их. Синяки на моих запястьях. Я так и не смогла ему сказать правду. Не смогла объяснить, что каждый синяк — это доказательство моей победы над кошмаром. Доказательство того, что я проснулась. Но сейчас…сколько синяков останется на моей коже, пока я смогу вынырнуть наружу?

— Прекрати.

Вздрогнуть, потому что он заметил. И почему-то схватил мою руку. Сильно сжимает мои пальцы своими. Горячими. Обжигает ими. Но это не помогает. Это не возвращает меня к реальности. Я всё ещё в дурном сне. В нём я стою в ЗАГСе в длинном белом платье рядом со своим похитителем во всём чёрном. Вокруг нас какие-то незнакомые мне люди. Кто-то даже с оружием и не скрывает его. У них закрыты чёрными масками лица. И я не знаю, из-за кого они здесь. Из-за меня или из-за регистратора, которая бегло читает что-то по большой яркой бумажке. С цветочками. С, мать её, цветочками!

Кто-то смеётся. Наверное, кто-то, наконец, адекватный в этом театре абсурда, понимающий, что ТАК свадьбы не проходят. Кто-то так громко смеётся, что регистратор удивлённо останавливается, бросая странный взгляд на меня и тут же другой, испуганный, — на моего похитителя.

— Успокойся!

Это он мне что ли? Снова цедит сквозь зубы, и я не в силах остановить истерический хохот, раздирающий грудь, поворачиваюсь к своему жениху. Что ему не нравится? Почему на этих острых скулах заходили желваки, а тёмно-карие глаза вновь сужены и смотрят на меня со злостью. Что ему не нравится? Зато на фотках я не буду несчастной.

— Ты же, — всё же пытаясь сдержать порывы смеха, — сам, ты саааааам сказал, что я должна быть счастливой…ахахаха…на фотках.

И зашипеть, когда пальцы схватили моё запястье так, что показалось, сейчас хрустнут кости. Она всё ещё что-то говорит. Регистратор. А я не могу оторваться от его лица. От того, как он кивает и одними губами произносит своё уверенное «да». Потом на меня посмотрел выразительно и цыкнул, кивнув на регистратора. А, моя очередь в спектакле?

— Согласны ли вы, Воронова Карина Андреевна…

— Нет.

Всё же сумев подавить проклятый смех, закричать, попытавшись высвободиться, вырвать руку из смертельного захвата. Невзирая на боль.

— НЕТ! Я НЕ СОГЛАСНА! Слышите? Вы меня СЛЫШИТЕ?!

Кажется, вновь слёзы по щекам, иначе откуда эта горечь на губах. Особенно когда эта старая сука кивнула, особенно когда меня подтолкнули к столу так, что я ударилась о край бедром, а сзади раздалось насмешливое:

— Она согласна.

Он отпустил мою руку на несколько секунд, чтобы подписать проклятую бумажку. А я всё щипала и щипала запястья. Тщетно. Кошмар продолжался. Я никак не проснусь.

Глава 11. Макс. Саид

Я откинулся на спинку кресла и смотрел на нервно вышагивавшего в просторном кабинете брата. Так и тянуло рявкнуть на него, сказать, чтобы успокоился и сел куда-нибудь, прекратил мельтешить перед глазами. Ещё и каждый шаг в голове отпечатывается. Бум. Бум. Бум. Тяжелый звук. Бьёт прямо по нервной системе на самом деле. Пришлось сомкнуть веки в попытке сосредоточиться на рое мыслей, кружившем в голове. Бум. Бум. Бум. Бум. Сопровождаемое тяжёлым дыханием Андрея. Что-то хрустнуло. Скорее всего, пальцы. Андрей Воронов, когда злится, хрустит пальцами, словно желая сломать их. Не себе, но, видимо, тому, на кого готов обрушить гнев.