Пекло. Катастрофа

Все события вымышлены, а совпадения случайны.

Ужасным станет день упавший:

Погибель всем несет огонь.

В пучине гневной дух восставший

Возьмет тебя, сожми ладонь:

В ней часть души, осколок веры,

Надежда жизни, просьба, страх,

А боль, как передатчик кары.

Ты понимаешь, это крах!

– За что? Ответ тебя пугает.

Ведь суть известна и изложена в веках,

Все человечество печально угасает

С ножом в руках, мир снова на курках.

Морали, принципы, устои – все забыто,

Мы деградируем и катимся на дно,

За это неизбежность. Все! Закрыто!

И с дикой мукой человечеству дано…

Недалекое и вполне возможное будущее…

Россия. Иркутск. Институт солнечно-земной физики.

В пустых и погруженных в мрачный полумрак коридорах института, гулко и от этого несколько зловеще, звучало эхо торопливых шагов. Заведующий лабораторией мониторинга солнечной активности торопливо шел по коридору и явно куда-то спешил. После двадцати лет работы в этом здании Жаров знал все помещения вдоль и поперек, поэтому слабое, дежурное освещение его нисколько не смущало. Озадаченно хмуря брови, Виктор Степанович не отрывал сосредоточенного взгляда от свежеполученного результата обработки данных.

Мелкие столбики цифр, несколько графиков и черно-белых диаграмм, а также какие-то сложносоставные формулы и вычисления. Эта малопонятная простому обывателю информация, как сильное магическое заклинание, полностью овладела разумом ученого и буквально погрузила его в себя. Мозг ученого уже полностью осознал масштаб надвигающейся катастрофы, но простая человеческая сущность активно сопротивлялась и не хотела принимать столь ужасающую действительность.

"Тяжело, больно и не хочется верить… Но совпадений слишком много, а факты, как известно вещь упрямая."

Мысли о правдивой и пугающей реалистичности полученной информации не давали покоя. Все остальное само собой бесследно испарилось, уходя на дальние, второстепенные планы. Так бывает, когда по-настоящему значительное и важное нарастающим тревожным набатом непрерывно стучит в голове и настойчиво требует выхода.

Вот и сейчас Жаров внезапно остановился в середине слабо освещенного коридора, словно в одну секунду забыл, зачем и куда шел. Неспешно осматриваясь, он понемногу пришел в себя и удивленно понял, что проскочил мимо своего кабинета. Еще через мгновение осознанность вернулась к нему, а так сильно беспокоящие мысли чуть отступили в сторону, давая возможность действовать. Виктор Степанович немного вернулся и резко шагнул в знакомый ему поворот. Проходя мимо внушающего уважение своим исполинским размером старого фикуса, ученый заметил тонкую полоску света из-под двери своего кабинета.

"Точно помню, что выключал", – с некой внутренней тревогой подумал Жаров.

Ему совсем не хотелось отвлекаться на ненужные сейчас разговоры или объяснения. Но в то же время мучительная ноша страшной информации давила с такой колоссальной силой, что ученому просто жизненно необходимо было с кем-то ею поделиться.

В кабинете, удобно устроившись в гостевом кресле и нервно потирая руки, его с нетерпением ждал Костя Василенко. Точнее, Константин Михайлович Василенко, свежеиспеченный доктор физико-математических наук, его заместитель, первостепенный помощник и главный соратник во всех научных начинаниях.

– Ты же к даме сердца ушел. Свидание не состоялось? – аккуратно прикрывая за собой дверь, с показным интересом спросил Жаров.

Всего полтора часа назад он бы развил эту тему до невиданных, недосягаемых простым людям высот. Колкая и жгучая, зачастую с признаками юмористического яда ирония считалась отличительной чертой Жарова. В этом он значительно преуспел, а по институту ходили разговоры, что без насмешек, язвительности и ироничного сарказма, разговаривать Жаров уже не умеет. Но нужно отдать ему должное, он никогда не шутил зло, не тыкал людям в больные места и вообще был хорошим человеком. отзывчивым и добрым, без задранного до небес самолюбия, неприятной для людей гордыни или высокомерия. Хотя именно сейчас, после полученной информации, Жарову было на самом-то деле абсолютно наплевать на несостоявшееся свидание холостого зама.

– Нормально все, мы встретились. Я ей объяснил, что моя работа очень важна для человечества и иногда требует безотлагательного, личного присутствия. Ты же меня знаешь, насколько убедительно и веско я могу иногда говорить, – кривовато улыбаясь, Василенко даже сжал ладони в небольшой импровизированный шар.

Он пытался неумело пошутить, но давалось ему это с явным трудом. Голос предательски дрожал от нервного возбуждения, а руки едва заметно подрагивали. Поддельная улыбка, лишь на несколько секунд возникшая на его тонких губах, также поспешно пропала, а лицо выражало настороженное ожидание. Василенко изрядно волновался, и скрыть это возбужденное беспокойство у него не получалось.

– Волнуешься? – с долей сочувствия спросил Виктор Степанович, всматриваясь взъерошенному заму в глубину его серых глаз.

– Очень, – честно признался тот, понимая, что скрывать свою естественную реакцию особого смысла нет. – А вы?

– Уже нет. Я получил данные…