Пекло (СИ)

Оливер любил делать вид, что не понимает, о чем ему говорят, тянулся за сигаретой и вызывался в дежурные, потому что от яда этой змеи не спалось. В такие дни он всегда вспоминал суд, а теперь – только когда дело доходило до новичков, и то память услужливо опускала приговор, даже вопль матери стерся в этой жаре и теперь было не ясно, был ли он. Зато наручники запястья помнили до сих пор и карцер такой маленький, что он в свои четырнадцать не мог вытянуть ноги на полу. Он закидывал их на стену, подкладывал под голову руки и храбрился. Только от храбрости мало что оставалось, когда трое бойцов вздергивали его на ноги, заламывали руки за спину, уткнув носом в стену, застегивали наручники и зачем-то еще мешок на голову надевали, как будто он мог хоть кому-то потом что-то рассказать.

Оттуда не возвращаются – это все знают, а ничего не видеть очень страшно, особенно когда на последнем шаге мешок все же срывают и толкают тебя в капсулу, как в комнату, будто в новый карцер, но еще меньше, уже. Ему еще и наручники не сняли.

– Пусть этот звереныш получит свое, там его быстро объездят, – сказал кто-то с хохотом.

Что все это значит, Оливер не понял, обернулся, хотел даже возмутиться, хотя после суда не проронил ни слова за весь месяц, а ничего не успел. Дверь перед носом захлопнулась, а стены внезапно раздулись, обхватив все тело.

Уже в этот миг кажется, что пришел конец всему, но это лишь начало приговора. Сначала падение, как комета, так быстро, что уши закладывает и в пустом желудке все в узел связывается, а потом от раскрытого парашюта тебя подбрасывает, и сердце выскакивает из груди. Удар о землю и треск открывающейся двери заставляет тебя поверить, что ты все же еще жив, но при первом вдохе в легкие врывается такое количество раскаленного воздуха с песком, что жалеешь что не разбился.

Оливер Финрер был сброшен в пески Хайбы в разгар дня, еле выполз из капсулы, задыхаясь, и едва не взвыл, осознав, что вокруг нет ничего, кроме пустыни, совсем ничего. Теперь он часто думал: что было бы, не спрячься он от жары в капсуле. Убило бы его пекло или он смог бы сбежать от Ястребов? Одно он точно знал: до Демонов он никогда бы не дошел, только если до Волков, а было ли это лучше – не ясно. Зато всякий раз, когда кто-то падал ночью, еще и как этот – ближе к Демонам чем к кому-то еще, он этому новенькому завидовал, хоть и понимал, что едва ли он чувствует себя лучше, чем каждый из них в самый ужасный день своей жизни.

Мало кто из новичков остается у капсулы и ждет хоть кого-то, не многие радуются.

Шеф любил подбирать раненых, с ними было просто. Приезжаешь, забираешь контуженного, привозишь в лагерь, пока подлечил он вроде и смирился, что жить ему теперь тут, среди вот этих странных типов.

Другое дело – гоняться по пустыне за обезумевшими от ужаса.

Почти все новенькие в первые дни опасны для себя самих. Шеф их много перевидал и как лидер Демонов, и как его помощник. Были те, кто рыдал, как например Роберт, кто-то пытался раздолбать голову о стену, кто-то поубивать всех, кто-то был готов бежать, а кто-то тихо сидел на месте и смотрел в одну точку. Последние почему-то всегда оказывались самыми отмороженными и опасными. Именно это наблюдение больше остальных заставляло Шефа коситься на Тибальда. Того пришлось взять с собой. Не рискнул его Шеф оставить в лагере с Карин после выпивки.

Теперь недовольный Тибальд сидел на переднем сидении рядом с Вильхаром и почему-то зло хихикал. Кирк и Кастер с оружием расположились сзади, а сам Шеф сидел прямо на капоте с веревкой в руках, край которой был заранее затянут петлей. Он лучше других справлялся с этим самодельным лассо и не одного новичка поймал вот так, набросив на него петлю с методичным хладнокровием. Как бы это не пугало остальных, а сам Шеф предпочел бы, чтобы его вот так же поймали в тот день, а не трахнули, вытащив из капсулы, прямо на гребаной жаре.

Фары едва заметно освещали песок только под самыми колесами. Они не должны были лишать способности видеть в ночной темноте. Мотор гудел, а где-то впереди отблески встающей Зены сливались с последними всполохами пожара. Если бы хоть кто-то прямо сейчас посмотрел в небо и заметил темную полосу дыма, то происходящее в другой части пустыни волновало бы всех много больше, особенно Шефа, прищурившись смотревшего в темноту.

– Вижу, – негромко сказал он до того, как в ночной темноте стал различим красный огонек упавшей капсулы.

Новичок с перепугу побежал им навстречу, а увидев фары, бросился обратно. Его силуэт Шеф скорее угадывал в неясном мерцании, чем видел, предчувствовал одичавшим сознанием.

– Поднажми, – попросил он у Вильхара и неспешно, как настоящий хищник на охоте, поднялся на ноги, готовясь к атаке.

Он делал это так много раз, что даже не думал об осторожности. Руки сами перехватывали веревку. Нога машинально наступала на ее край, чтобы та не слетела под гусеницы. Правым локтем он опирался о каркас навеса. Это был единственный способ держаться до броска.