Пелагия и чёрный монах

Но оказалось, что и Небесный Жених умеет оберегать честь Своей наречённой.

Когда Полине Андреевне казалось, что всё пропало и спасенья нет, снаружи донёсся громкий голос:

— Э-эй, Чайльд-Гарольд! Вы тут от холода не околели? Вон и дверь у вас расколота. Я вам плед привёз и корзину от мэтра Армана с завтраком! Эй, господин Терпсихоров, вы что, ещё спите?

Николая Всеволодовича с его жертвы словно ураганом сбросило.

Лицо хозяина башни опять, уже во второй раз, изменилось почти до неузнаваемости — из демонического стало перепуганным, как у нашкодившего мальчишки.

— Ай-ай! Донат Саввич! — причитал удивительный богоборец, натягивая халат. — Ну, будет мне на орехи!

Интересные люди — 2

Ещё не поверив в чудо, Полина Андреевна быстро поднялась, кое-как запахнула на себе лоскуты разорванного белья и бросилась к двери.

У кривой изгороди стоял доктор Коровин, привязывая к столбу ворот уздечку крепкого пони, запряжённого в двухместную английскую коляску. Донат Саввич был в соломенном канотье с чёрной лентой, светлом пальто. Взяв из коляски большой свёрток и корзину, обернулся, но растерзанную даму (впрочем, инстинктивно отпрянувшую вглубь дома) пока ещё не заметил — уставился на лежащего в беспамятстве брата Иону.

— Монаха напоили? — покачал головой доктор. — Всё кощунствуете? Прямо скажем, невелико святотатство, до настоящего Ставрогина вам пока далеко. Право, господин Терпсихоров, бросили бы вы эту роль, она вам совсем…

Тут Коровин разглядел высовывающуюся из-за выступа женщину в неглиже и не договорил. Сначала захлопал глазами, потом нахмурился.

— Ага, — сказал он сурово. — Даже так. Этого следовало ожидать. Ну конечно, ведь Ставрогин большой ходок. Доброе утро, сударыня. Боюсь, мне придётся вам кое-что объяснить…

Эти слова Донат Саввич произносил, уже поднимаясь на крыльцо, — и снова не договорил, потому что узнал свою позавчерашнюю гостью.

— Полина Андреевна, вы? — остолбенел доктор. — Вот уж не… Господи, что это с вами? Что он с вами сделал?!

Окинув взглядом избитое лицо и жалкий наряд дамы, Коровин ринулся в комнату. Корзину и плед отшвырнул в сторону, схватил Николая Всеволодовича за плечи и так тряхнул, что у того замоталась голова.

— А это, батенька, уже гнусность! Да-с! Вы перешли все границы! Разорванная рубашка — понятно. Соблазнитель, африканская страсть и всё такое, но зачем женщину по лицу бить? Вы не гениальный актёр, вы просто мерзавец, вот что я вам скажу!

Блондин, которого Донат Саввич назвал Терпсихоровым, жалобно воскликнул:

— Клянусь, я не бил!

— Молчите, негодяй! — прикрикнул на него Коровин. — С вами я решу после.

Сам же кинулся к Полине Андреевне, которая из этого странного диалога поняла только одно: как ни был страшен Николай Всеволодович, а владелец клиники, видно, ещё страшней. Иначе с чего бы Ново-Араратский Сатана так его испугался?

— Ба, плохо дело, — вздохнул доктор, видя, что дама затравленно от него пятится. — Ну что вы, милая Полина Андреевна, это же я, Коровин. Неужто вы меня не узнаёте? Не хватало мне ещё одной пациентки! Позвольте, я накину на вас вот это.

Он поднял с пола плед, бережно укутал в него госпожу Лисицыну, и та вдруг разрыдалась.

— Ах, Терпсихоров, Терпсихоров, что же вы натворили, — приговаривал Донат Саввич, поглаживая плачущую женщину по рыжим волосам. — Ничего, милая, ничего. Клянусь, я оторву ему голову и поднесу вам на блюде. А вас сейчас отвезу к себе, напою тонизирующим отваром, сделаю успокаивающий укольчик…

— Не надо укольчик, — всхлипнула Полина Андреевна. — Лучше отвезите меня в пансион.

Коровин покачал головой. С ласковой укоризной, как неразумному дитяте, сказал:

— В таком виде? И слушать не стану. Надо вас осмотреть. Вдруг где перелом или ушиб? А если, не дай Бог, сотрясение мозга? Нет уж, милая, я клятву Гиппократа давал. Едем-едем. Где ваше платье?

Он посмотрел вокруг, даже под топчан заглянул. Лисицына молчала, обмякший, несчастный Николай Всеволодович тоже.

— Ну ладно, к чёрту платье. Найдём там для вас что-нибудь.

Полуобнял Полину Андреевну за плечи, повёл к выходу. Сил сопротивляться у неё не было, да и потом, в самом деле, не появляться же в городе в этаком дезабилье?

Донат Саввич почему-то начал с извинений. Пустив лошадку лёгкой рысью, виновато сказал:

— Ужасное происшествие. Даже не знаю, как оправдываться. Ничего подобного у меня никогда ещё не случалось. Разумеется, вы вправе жаловаться властям, подать на меня в суд и прочее. Для моей клиники это чревато неприятностями, возможно, даже закрытием, но mea culpa,[8] так что мне и ответ нести.

— Вы-то здесь при чём? — удивилась Полина Андреевна, подбирая мёрзнущие ноги — башмаки остались на маяке, да что от них толку, сырых и размокших. — Почему вы должны отвечать за преступления этого человека?

Она уже собиралась открыть доктору всю правду про Чёрного Монаха, но не успела — Коровин сердито взмахнул рукой и заговорил быстро, взволнованно: