Наступил уже вечер, но в холодном сером небе плыла луна, и я готов был сложить ей сонет в благодарность за освещение, которое, на мой взгляд, пришлось как нельзя более кстати, — ведь мне предстояло проезжать по местам очень мрачным и искать верного направления у многочисленных перекрестков, прежде чем я достигну вожделенной гавани — Честер-парка. Когда я свернул с большой дороги, ветер, до того момента пронизывающе-резкий, внезапно стих и я, оглянувшись, увидел темную тучу, которая постепенно догоняла меня. Вообще такая вещь, как ливень, меня мало смущает. Но когда нас уже постигла одна неприятность, мы склонны бываем преувеличивать последствия грозящей нам новой беды, и потому, хмуро и раздраженно поглядывая на своего мрачного преследователя, я пустил лошадь рысью, более соответствовавшей моим, чем ее желаниям. Действительно, она не отнеслась безразлично к тому, что в конюшне приходского дома не нашлось зерна, и в доказательство не проявляла ни малейшей резвости; кроме того, всякий раз, когда шаг ее замедлялся, а поводья, которых я вовремя не натянул, болтались у нее на шее, она старалась задержаться и пощипать сочную траву, росшую по обочинам дороги. Так проехал я около трех миль и вдруг услышал за собою цоканье копыт. Лошадь моя трусила так вяло, что догнать меня было нетрудно. Когда же, поравнявшись со мною, неизвестный всадник осадил своего коня повернулся к нему, передо мною оказался сэр Джон Тиррел.
— Ну-с, — сказал он, — вот это приятная встреча. А то я уже побаивался, что в этот холодный вечер мне придется ехать в полном одиночестве.
— Мне представлялось, что вы должны были давно добраться до Честер-парка, — заметил я. — Разве вы не уехали со скачек вместе со всей нашей компанией?
— Нет, — ответил Тиррел. — У меня в Ньюмаркете было одно дело с неким мошенником по имени Доусон. Он проиграл мне пари на значительную сумму и предложил после скачек поехать вместе с ним в город, где он со мною рассчитается. Он сказал, что живет у дороги, ведущей в Честер-парк, и покажет мне, как проехать самую трудную часть пути, вызвавшись даже сопровождать меня, поэтому я не очень жалел, что не присоединился к Честеру и eгo компании: вы сами знаете, Пелэм, что раз в одну сторону вас влечет удовольствие, а в другую перспектива получить деньги, первое никогда не перевесит. Ну вот, возвращаюсь к моему мошеннику — можете себе представить, что когда мы приехали в Ньюмаркет, он оставил меня в гостинице, а сам отправился, по его словам, за деньгами. После того как я больше часа просидел в холодной комнате с дымящим камином, а он так и не появился, пришлось мне отправиться в город, где я и обнаружил мистера Доусона, — он спокойно сидел в игорном притоне с этим негодяем Торнтоном; я даже и не подозревал, что они знакомы. По-видимому, он рассчитывал, что случайный выигрыш даст ему возможность со мной рассчитаться! Вы легко можете себе представить, как я рассердился и как мой гнев еще усилился, когда он встал из-за стола, подошел ко мне, выразил свое сожаление, проклиная неудачу, и сообщил, что сможет заплатить деньги не раньше, чем через три месяца. Вы сами понимаете, что не мог я возвращаться с такой подозрительной личностью — он еще обобрал бы меня по дороге, — поэтому я пошел обратно в гостиницу, пообедал, велел оседлать свою лошадь, отправился в путь — en cavalier seul,[762]
спрашивая дорогу у каждого прохожего, мимо которого проезжал, и вот после бесчисленных плутаний — я здесь!— Не могу вам посочувствовать, — сказал я, — ибо невзгоды ваши мне очень на руку. Но разве вы полагаете, что нам надо ехать так быстро? Боюсь, что моя лошадь за вашей не угонится.
Тиррел недовольно взглянул на моего тяжело дышащего скакуна.
— Вот дьявол! Беда, что у вас такая плохая лошадь: теперь нам предстоит вымокнуть под проливным дождем.
Из любезности к Тиррелу я приложил все старания, чтобы усилить резвость моего коня. Дорога была неровная, каменистая. Не успел я перевести усталую лошадь на хорошую рысь, как она внезапно захромала, то ли вывихнув себе ногу в глубокой рытвине, ушибив ее о выступающий камень, то ли по какой-нибудь иной причине. Вспыльчивый Тиррел разразился проклятиями, и оба мы спешились, чтобы выяснить, насколько серьезно повреждена нога лошади, надеясь, что дело пустячное — попавший между подковой и копытом камешек или еще что-нибудь в таком же роде. Пока мы пытались разобраться в том, что, собственно, произошло, нас нагнали два всадника. Тиррел поднял глаза.
— Ей-богу, — сказал он тихо, — да ведь это собака Доусон и его достойный клеврет Том Торнтон.
— В чем дело, джентльмены? — раздался грубовато-добродушный голос последнего. — Могу я вам чем-нибудь помочь? — И, не дожидаясь ответа, он спешился и подошел к нам. Едва ощупав ногу лошади, он стал уверять нас, что повреждение серьезное и что мне остается только одно — ехать до самого дома осторожненько, шагом.