Рядом сидела Маринка, по кличке Полторашка — одна из двух женщин, прибившихся к их загульной компании, видимо это она трясла его, чтобы разбудить.
— Лярва…
Паша с тоской вспомнил уже ускользающее из памяти лицо Гали Сениной, и такая разница была между зеленоглазой красоткой-одноклассницей и одутловатым лицом Маринки, что, не удержавшись, он пихнул её с кровати, со злой радостью услышал, как сильно она ударилась о пол, загремели пустые бутылки.
— Су-ука! — плачуще протянула Маринка, поднимаясь с пола. — Чего творишь?!
— Ты зачем меня разбудила? — зло рявкнул на неё Паша. — Вообще страх потеряла?! Я тебе сейчас…
— Там сирены, Паш, — заныла женщина, испуганно попятившись от приятеля. — Сирены воют.
— Менты?! — вскинулся он тут же.
Сморщился от головной боли — мешали вчера опять безбожно, а уж качество самогонки, которую пили последней и вовсе было на уровне плохого ацетона. По крайней мере привкус ацетона на языке до сих пор чувствовался. Может они и его тоже пили? Да нет, подохли бы всей кодлой.
— Не менты, другие сирены, — боязливо косясь на приятеля, Маринка опять присела на уголок дивана, беспокойно оглянулась на дверь. — Семён сказал, что это воздушная тревога и надо сидеть в подвале. Убежал домой за продуктами, обещал скоро вернуться.
— Продукты — это хорошо, я бы сейчас сожрал чего-нибудь, — поднявшись, Паша дотянулся до пачки, лежащей на столе, подцепив ногтями сигаретку, закурил.
Головная боль, его привычный спутник жизни, усилилась, в голове словно застучали молоточки, и Паша, не удержавшись, наклонился, потёр лицо ладонями.
— Опохмелишься, Паш? Семён пузырь самогона притащил, почти полный.
— Что-ж ты молчала… — Паша даже запнулся, пытаясь подобрать подходящий эпитет этой твари, а Маринка уже суетливо наливала мутно-белёсой жидкости, положила рядом со стаканом кусок хлеба, маленький кусочек карамельки, и он сменил гнев на милость: — …хорошая ты моя!
На распухшем лице женщины растянулась резиновая улыбка и Паша отвернулся. Ему не нравилась Маринка — её мерзкая физиономия с вечным пьяно-бестолковым выражением, вонь изо рта, два чёрных передних зуба и редкие грязные волосы, жирными блестящими сосульками свисающие с головы. Терпеть её он мог лишь хорошенько выпив, и вот чудо — женщина пусть и не превращалась в красавицу, а всё же становилась вполне даже ничего.
Впрочем, Светка — старшая подруга Марины, прибившаяся к их компании, была ещё страшнее, её Паша не мог на трезвую терпеть вообще. Зримое напоминание о том, куда они с друзьями катятся, во что наверняка превратятся уже скоро, о чём он, впрочем, старался не задумываться. Однажды Паша узнал, что Светка, алко-карга, выглядящая на семьдесят, всего на девять лет старше его самого. Это был первый и последний раз, когда он твёрдо, со стопроцентной уверенностью в своих силах бросил пить и продержался целых одиннадцать дней. Более столь длительных воздержаний в его жизни не случалось.
Выдохнув, Паша опрокинул в себя самогонку, игнорируя закуску затянулся мерзким сигаретным дымом. По желудку прокатилась горячая волна — градусов в напитке было явно побольше сорока, завещанных Менделеевым. В голове словно что-то опрокинулось, а что-то наоборот встало на своё место, туман, царящий в мыслях, частично рассеялся, пришло облегчение и воспоминание о том, с чего началось его пробуждение. Шлёпнув Маринку по тощему заду, он спросил:
— Ну что там за сирены?
Черноволосый убийца был в замешательстве. Всё летело непонятно куда, компания в которой он проработал так долго и так самоотверженно, то ли вдруг исчезла, то ли её и вовсе не никогда не существовало. Ни один телефон не отвечал, даже сотовые номера руководства, а черноволосый набравшись смелости, набрал десяток известных ему, молчали. Зато позвонил ОН, тот, кого черноволосый боялся больше всего в своей жизни.
Руководитель.
Позвонил, и вежливо попросил, черноволосого не пытаться убежать, подобно некоторым неосмотрительным коллегам. Пообещал показать, что стало с коллегами позже, и тон, которым всё это произносилось, заставил матёрого убийцу потеть и холодеть одновременно.
Дал ещё несколько несрочных заданий. В связи с ситуацией, сроки, да возможно и сама работа теряли смысл, но без дела сотрудникам сидеть тоже нельзя. Будь добр, сделай, если будет возможность. Ну а бежать… Куда бежать, и зачем? Мы ведь найдём беглеца, хоть в глубинке, в столице — от нас не скрыться.
Черноволосый, имевший два глубоко законспирированных схрона, в Москве и в зачуханной глухой деревушке, о которых, как он считал, не знал вообще никто, покрылся гусиной кожей. Подтвердив, что начальство услышано и разочарованно не будет, он с облегчением дождался конца разговора.
Может стоило спросить, что делать с «братом Максимкой», но задавать лишние вопросы у него язык не повернулся. И так седых волос прибавилось в несчётном количестве. Работа есть, значит она будет выполнена, тем более цель доступна.
Вот только…
Что вообще вокруг происходит?!
— А ты у нас оказывается герой, — негромко говорит Катя.