Пелевин и поколение пустоты

Впрочем, бухгалтеры тогда получали больше: их зарплаты начинались от миллиона в месяц и могли достигать 15 миллионов рублей. Именно они могли себе позволить и музыкальный центр Sharp за 8 миллионов рублей, и даже гараж за 15 миллионов. Кстати, именно в этом 1996 году неизвестный выиграл 588,3 миллиона рублей в «Лотто-Миллион». Это был самый крупный джекпот лотереи – тридцать годовых гонораров писателя такого уровня, как Виктор Пелевин.

На следующий после «Чапаева» год Пелевин не выдал на-гора ни одного произведения, поэтому доход его составляли только мелкие заработки в виде гонораров за журнальные публикации. Тяжелое материальное положение писателя спас «Вагриус», выплатив аванс за будущий сборник «Желтая стрела. Повести, рассказы».

Сборник тиражом 10 тысяч вышел в 1998-м и был стремительно раскуплен. Тогда «Вагриус» спешно допечатал еще столько же. Однако новый дополнительный тираж оказался на полках в июле 1998 года, и уже через месяц – в самый разгар дефолта – эти книги оказались мало кому нужны: стране в тот момент было не до домашнего чтения.

1999 год можно считать переломным. Сначала выходят «Чапаев и Пустота» и «Желтая стрела» тиражом 20 тысяч экземпляров. Следом – первое из переизданий повести «Омон Ра» все тем же двадцатитысячным тиражом. И наконец, в марте 1999-го «Вагриус» публикует новый роман «Generation “П”», выдержавший позже несколько переизданий. В том же 1999 году роман вышел сначала тиражом 35 тысяч экземпляров, потом издателям пришлось допечатывать сначала 40 тысяч, а под занавес года еще 20 тысяч экземпляров. В итоге в 1999 году Пелевин мог заработать почти 10 тысяч долларов.

К концу 90-х Пелевин еще не миллионер, но уже вполне состоявшийся писатель, который получил редкую возможность жить исключительно на доходы от своего литературного труда.

«Generation “П”»

Выход важных произведений искусства часто сопровождался критикой, иногда – судебными процессами (как с «Мадам Бовари» Флобера и «Цветами зла» Бодлера, вызвавшими негодование публики своим натурализмом и оскорблением нравственности). Но случалось и наоборот: полное невнимание современников, как, скажем, в случае с английским поэтом Уильямом Блейком, которого коллеги-романтики ни в грош не ставили, а на знамена подняли только несколько поколений спустя.

Бывало и так, что сам автор оставался страшно недоволен результатом, считал его безвкусным компромиссом, как был разочарован режиссер Жан-Люк Годар своим фильмом «Презрение» (1963) или Вуди Аллен – «Манхэттеном» (1979), а публика такой взгляд совсем не разделяла, вынося как раз эти компромиссные работы в топ.

В пелевинском наследии «Generation “П”» выделяется как раз таким меняющимся статусом.

Никакой

С одной стороны, «Поколение» – одно из самых известных произведений Пелевина, которое выдержало множество переизданий и принесло автору всенародную славу и финансовое благополучие. По данным Книжной палаты, которым у нас нет оснований не доверять, больше чем за десять лет суммарный тираж книги составил 360 тысяч экземпляров. Не зря из всего корпуса текстов режиссер Виктор Гинзбург выбрал для экранизации именно его – картина «Generation “П”» вышла в 2011 году (см. «Пи в квадрате»).

В то же время сложно представить другую пелевинскую книгу, которая вызывала бы столько упреков и критики.

«“Generation “П” – это несколько бестолковое повествование, которое, несмотря на то что оно временами то “глючит”, то “зависает”, читать все же занимательно. Жанр? Антиутопия не антиутопия. Сатира не сатира. Да, в общем-то, и неважно. Язык? Язык с точки зрения адептов “качественной” прозы – никакой. Это язык нынешнего “нового журнализма” – не без изящества, не без наблюдательности, не без бойкости и даже виртуозности, не без проницательных и парадоксальных обобщений…»

Это Лев Рубинштейн в статье «Когда же придет настоящий “П”?» в «Итогах» в 1999 году. Ему Пелевин, в принципе, не очень-то по душе. А вот другая цитата: «“Generation “П” написан привычно скупо, но непривычно небрежно. Когда автор хочет что-то похвалить, будь то “толстая ручка” или “узкие лацканы”, он пишет “невероятно”. Всякий раз, когда ему не хватает эпитетов, он обходится без них: “какое-то невыносимо тяжелое знание”, “какое-то восхитительное обещание как бы обрывалось в небе”. От распада языка пострадала вся конструкция романа – его структура не выдерживает замысла. Хотя сюжету выламывают руки, он отказывается тащить читателя к необязательной развязке. Отчасти этому мешает обилие деталей. Вся книга заросла лесом каламбуров»[17].