Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

Да, из золота, лазури и белизны должны воздвигнуться в Гогенарбурге на почти недостижимой скале изумительные творения. Маэстро, его маэстро, оскорбленный кронбуржцами, отринутый друг его души, гений, указавший ему путь к светлым вершинам, должен ожить в своих творениях среди этих золотых колонн неслыханной роскоши! Внешний вид он заимствует у этого великолепного Вартбурга, но и только. Внутреннее содержание его творения должны дать маэстро и он сам.

Его дворец должен быть выше Вартбурга на четыре этажа и поднимется он над скалой. Там в горах никто не будет обращаться с речами, не будет никакого представительства, города Кронбурга, ни министерства, ни ландтага!

Галлерер сумеет добыть денег, он должен сделать это, хотя бы для этого пришлось заложить герцогство, которое он в глубине души ненавидел так же, как и населявших его лакеев.

Могучие ступени — штук сто — должны вести с башни в жилище, из окон которого он мог бы окинуть взглядом страну и господствовать отсюда над городами и селениями равнины, над озерами и скалами гор. Неслыханную внутреннюю роскошь этого жилища, мебель, картины, гобелены, предметы искусства, ковры, статуи — порождения его царственной воли — не должен видеть никто, кроме него одного. Никто по всей стране не должен строить чего-либо, что могло бы стать рядом с его замком. Даже этот Вартбург, с которого будет снят внешний план, не сравнится с ним!

Измеряя за эти несколько дней в сотый раз размеры Вартбурга, он уже представлял себе гордо поднимающиеся золоченые колонны нового герцогского замка. Ему мерещилось, как они вместе с маэстро будут украшать их! С этих стен его должны приветствовать Зигурд, носитель света, и его рыцарь с лебедем, который должен иметь черты его лица. Далее — Вольфрам и Вальтер, певшие здесь когда-то перед ландграфами, Ганс Сакс, мейстерзингеры, Тристан и Изольда и, наконец, сам Парсиваль и священный Грааль!

Вот его мечта. При взгляде на эту средневековую постройку Вартбурга в его фантазии поднялись образы первого творения маэстро.

Венцом этого идеального царственного жилища будет тронный зал. Под куполом этого зала будет стоять трон из золота и слоновой кости — трон чистейшего из королей под всевидящим оком Божиим и белого голубя, несущего с собой освобождение от ига грехов.

Этот тронный зал! Он должен быть его собственным творением, детищем его души. Расписанный потолок будет поддерживаться в нем мраморными колоннами. На нем будут изображены Бог Отец, Св. Троица, сидящая на престоле со всеми ангелами и святыми. Все это будет изображено в светло-синих тонах. Божья милость, давшая ему положение выше всех смертных, должна быть представлена в целом ряде картин и статуй этого единственного зала в его новом замке. Небо с изображением всевидящего ока и белого голубя будет сделано из золота и слоновой кости над его троном. Религия и его герцогский сан должны быть слиты воедино на стенной росписи зала. В качестве хранителей его трона должны стоять в нишах семь светлых добродетелей христианнейшего из всех королей, воплощенных в образе героев религии: милосердие и доброта, правосудие, храбрость, правдивость, мудрость и, наконец, божественная милость.

Так разрабатывал он все до мелочей. Из Вартбурга непрерывно давались указания в Кронбург строительному комитету герцогских дворцов — учреждению, вызванному к жизни прошлой зимой. Туда пересылались его приказания, чертежи, проекты и наброски.

Почти месяц пробыл Альфред близ Вартбурга, пока не изучил его во всех подробностях. Потом поезд помчал его и Ласфельда дальше на запад.

В одно прекрасное утро, позолоченное лучами осеннего солнышка, Альфред прибыл в Париж.

— Под строжайшим инкогнито, — последовал его решительный приказ.

Но портрет этого «красивейшего из королей» был распространен и во французской столице. Когда он стал по вечерам появляться в Большой опере и слушать прекрасное исполнение «Дон-Карлоса», «Миньоны», «Африканки», «Ромео и Джульетты», его скоро узнали.

Он обошел и тщательно осмотрел Тюильри, Лувр, Компьен. Могучий собор в Реймсе своим мистическим и династическим очарованием приковал к себе его впечатлительную душу. Наконец, в один ясный осенний денек он стоял перед дивным созданием Людовика XIV — Версалем.

Фантастические рассказы, связанные с возникновением в песчаной пустыне перед воротами Парижа этого творения короля-Солнца, более всего обворожили Альфреда, захватили все его помыслы, разбудили в нем фантастические представления о могуществе короля, о себе самом и своем герцогском величии. Здесь целую реку заставили течь по другому руслу. Тридцать шесть тысяч человек и тысяча лошадей были заняты земляными работами в садах, проложением дороги в Париж, устройством водопровода Ментенон.