Пеллико С. Мои темницы. Штильгебауер Э. Пурпур. Ситон-Мерримен Г. В бархатных когтях

— Это говорите мне вы, взявший на себя обязательство из земли достать миллионы. Ха-ха-ха! Вы плохой финансовый гений. Я буду строить дальше. Будут выпущены новые займы, и я докончу все дворцы, поняли? Пусть продадут коронные драгоценности, пусть обратятся к иностранным дворам с просьбою о займе. Я отдам в залог герцогство, распущу армию, если без этого нельзя будет обойтись, но все-таки буду продолжать постройки. Нужно уметь доставать мне деньги! На днях в ландтаг будет внесено мною предложение об увеличении цивильного листа и об отпуске первого взноса в тридцать миллионов, для начала построек в Герцогштейне.

— В таком случае…

— Знаю, знаю! Я найду других! Я знаю, знаю! Хоть сегодня!

Гринберг отвесил глубокий поклон.

Альфред усмехнулся про себя.

— Кого же вы наметили себе в преемники, ваше превосходительство?

— Ваше высочество, во всей стране я знаю только одного человека, который способен привести ваши дела в порядок.

— Единственный человек?

— Да, ваше высочество.

— Кто же это?

— Я не решаюсь назвать здесь его имя.

— Я приказываю вам.

— Это Бауманн фон Брандт.

Альфред ответил:

— Никогда! — таким страшным голосом, которого потом министр никогда не мог забыть.

— Лучше пусть гибнет герцогство, чем он!

Аудиенция была окончена.

XXXII

Почти в то же самое время, когда министр Гринберг был уволен в отставку, в Кронбург прискакал курьер. Он направился в соединенное министерство и вручил там строгий приказ, чтобы долги, вызванные постройкою двух дворцов, были уплачены безотлагательно и чтобы в ландтаг внесено было предложение об отпуске дальнейших тридцати миллионов для герцогских построек.

Внизу энергичными, крупными буквами было написано: «Пребываю к вам неблагосклонный! Альфред».

Гринберг и его министры не знали, что делать. Они послали извещение князю Филиппу, который одиноко жил в своем Филиппсбурге с тех пор, как Адельгейда несколько лет тому назад вышла замуж за одного иностранного принца. Под председательством князя состоялось экстренное заседание придворных чинов и министров.

Вся столица пришла в невиданное до сих пор волнение. Газеты печатали длинные статьи и злые заметки о совершенно нелепом финансовом хозяйничанье герцога; невероятные слухи о его ночном образе жизни, о котором приходилось слышать из уст придворных слуг, распространялись во все стороны и передавались из уст в уста.

Ужас, предчувствие того, чего еще никогда не приходилось переживать, охватило всю страну.

Князь Филипп колебался и не мог решиться на что-нибудь. Он был единственным братом покойного герцога Бернарда, на нем, как на главе герцогского дома, лежала теперь обязанность принять нужные меры. Он же должен был принять вместо племянника бразды правления, и это обстоятельство значительно затрудняло его действия. Взоры страны и народа были устремлены на него, давно державшегося вдали от дел, а теперь вдруг ставшего центром всего.

Первое заседание прошло безрезультатно. Князь Филипп уклонялся, говоря, что нужно назначить комиссию и послать ее в Гогенарбург к его высочеству. Нужно всеподданнейше просить его отказаться от его планов, вернуться в Кронбург и там вести очень строгий образ жизни, чтобы мало-помалу погасить огромные долги.

Это щекотливое поручение было возложено, по желанию князя Филиппа, на личного секретаря герцога и двух придворных сановников.

Через двадцать четыре часа они вернулись в Кронбург ни с чем. Они не были приняты ни днем, ни ночью. Ворота нового дворца были заперты.

Князь Филипп решился на чрезвычайный шаг. Он обратился за советом к своему старому другу Бауманну фон Брандту, который стоял во главе правительства при его брате и которого Альфред с таким легким сердцем устранил от дел.

И вот этот человек, с лицом хищной птицы, наводивший страх на Матильду в Лаубельфингене, сидел лицом к лицу с князем в его Филиппсбурге.

— Ваша светлость приказали явиться? — спросил он.

— Я пригласил вас, ваше превосходительство, в качестве старинного советника моего покойного брата. Скажите, что делать?

— Ваша светлость желаете оставаться на почве конституции этой страны?

— Конечно.

— Хорошо. Конституция нашей страны гласит: если царствующий герцог по болезни или другим причинам не может исполнять своих обязанностей более, чем в течение одного года, то назначается регентство. Этим как раз разрешается настоящий случай. На вас, ваша светлость, лежит обязанность безотлагательно уведомить ландтаг через министерство и придворных о вступлении в силу закона о регентстве.

Князь Филипп невольно отступил шаг назад.

— Ваше превосходительство! — в испуге вскричал он. — А как же он?

— Он болен. Его образ жизни дает неопровержимое тому доказательство. Его стремление уединяться, страсть к роскоши и тратам, которая не соотносится с имеющимися средствами, показание дворцовых служителей, странное устройство его дворцов — все это дает достаточно поводов для того, чтобы ваша светлость могли выступить.

Лицо князя Филиппа сделалось бледно, как полотно.

— Вы говорите, что я должен, что я обязан выступить?