Делош не торопился к выходу, не желая слушать шутки в свой адрес. Обычно Божэ покидал столовую последним, чтобы встретиться с Полиной, направлявшейся в зал для продавщиц: это была единственная возможность хотя бы на минутку увидеться среди рабочего дня. Сегодня, когда они страстно целовались в углу коридора, их застала Дениза, с трудом поднимавшаяся по лестнице из-за травмированной ноги.
– Дорогая, вы ведь никому не расскажете? – пролепетала залившаяся краской Полина.
Великан Божэ трясся от страха, как маленький мальчик, он начал объяснять, путаясь и запинаясь:
– Они уволят нас обоих… Им плевать, что свадьба объявлена и мы скоро поженимся, целоваться все равно запрещено!
Дениза рассмеялась:
– Я ничего не видела!
Божэ скрылся в ту минуту, когда появился Делош, желавший извиниться. Девушка не сразу поняла, о чем он, собственно, говорит, и только когда Делош набросился на Полину: «Зачем вы выложили все при Льенаре?!», до нее дошло, почему все судачат у нее за спиной, обсуждая письмо Муре, а мужчины раздевают ее взглядом.
– Но я же не знала, – оправдывалась Полина, – я ничего не знала. Пусть болтают, коли делать больше нечего, будь они неладны!
– Не переживайте, – спокойным, рассудительным тоном сказала Дениза. – Я совершенно на вас не сержусь… Вы ведь не солгали. Я и правда получила письмо и дам на него ответ.
Расстроенный Делош ушел, решив, что девушка смирилась и вечером отправится на свидание. Продавщицы пообедали в соседнем зале, где женщин обслуживали учтивее, чем мужчин, после чего Полина проводила Денизу.
Внизу учет продолжался в ускоренном темпе. Всем пришлось поднажать, чтобы закончить к вечеру. Гул голосов нарастал, продавцы освобождали полки, сбрасывали товары вниз, передвигаться по магазину стало затруднительно, вокруг, занимая весь пол и все пространство до прилавка, громоздились тюки. Головы, руки и ноги мелькали в глубине отделов, как в бушующих волнах, лихорадка последних усилий правила бал, мотор готов был взорваться. Редкие прохожие, появлявшиеся у зеркальных витрин закрытого магазина, имели вид усталый и скучающий. Стояла удушающая жара. На тротуаре улицы Нёв-Сент-Огюстен три рослые простоволосые девицы, смахивающие на посудомоек, прижались лбами к стеклу, пытаясь разглядеть, что творится внутри.
Дениза появилась в отделе, и госпожа Орели, поручив Маргарите заменить ее, ушла в зал образцов, чтобы спокойно пообщаться со своей заместительницей.
– Сейчас мы проверим списки, потом вы сделаете итоговый подсчет.
Заведующая оставила дверь открытой, чтобы надзирать за работой, и они с Денизой почти не слышали друг друга из-за шума, врывавшегося к ним из зала. Они находились в большой квадратной комнате, где из всей мебели стояли лишь стулья и три длинных стола. В одном из углов разместились большие механические ножи для нарезки образцов, ежегодно сюда поступало тканей на шестьдесят тысяч франков, которые превращались в лоскутки или узкие полоски. С утра до вечера ножи рассекали шелк, шерсть и полотно, издавая звук, напоминающий ритмичный свист косы на лугу. На следующем этапе лоскуты подбирали по цвету и вклеивали либо вшивали в специальные альбомы. В проеме между окнами уместился маленький печатный станок для этикеток.
– Потише, дамы! – командовала время от времени госпожа Орели, едва разбиравшая, что произносит Дениза.
Закончив сверку первых листов, она оставила девушку со счетами, но почти сразу вернулась и привела с собой мадемуазель де Фонтене, которую передал им в помощь отдел приданого. Госпожа Орели решила, что, если маркиза подключится к работе, они выиграют время. Появление бедняжки взбудоражило весь отдел. Продавщицы смеялись и грубовато подшучивали над Жозефом.
– Сидите спокойно, вы мне нисколько не мешаете, – сказала Дениза, жалевшая мадемуазель де Фонтене. – Нам довольно и одной чернильницы.
Маркиза, угнетенная потерей прежних прав и привилегий, низведенная до уровня жизни простонародья, даже не поблагодарила за любезность и добрые слова. Она очень исхудала, лицо осунулось, кожа приобрела свинцово-серый оттенок, и только белые изящные руки и тонкие пальцы выдавали в ней аристократку. Судя по всему, бедняжка начала пить.
Внезапно смешки прекратились – с очередным обходом появился Муре. Он остановился, ища глазами Денизу, не нашел и знаком подозвал госпожу Орели. Они отошли в сторонку, он о чем-то тихо спросил, она глазами указала на зал образцов, после чего дала отчет о происходящем, в том числе об утренних слезах мадемуазель.
– Я очень доволен! – нарочито громко произнес Муре. – Давайте взглянем на описи.
– Конечно, – ответила заведующая. – Прошу в соседний зал, там не так шумно и будет удобнее заниматься сверкой.
Муре согласно кивнул, но хитрый приемчик госпожи Орели не обманул Клару.
– Уж лучше бы сразу повел кое-кого в спальню… – сердито прошипела она, и Маргарита забросала мерзавку одеждой, чтобы заткнуть ей рот.