Пена. Дамское Счастье [сборник Литрес]

Слуга начал сервировать чай, и дверь оставалась приоткрытой. Он выходил, возвращался, расставлял на круглом столике китайский сервиз, тарелки с канапе и печеньем. В просторной гостиной горел яркий свет, смягченный зеленью комнатных растений; всякий раз, когда дверь открывалась, можно было увидеть часть прихожей. Там, в полумраке, угадывался женский силуэт. Дениза стояла неподвижно, терпеливо ожидая появления хозяйки дома, гордость не позволяла ей сесть на обтянутую кожей банкетку: она понимала, что ее унижают сознательно. За полчаса она ни разу не сдвинулась с места, не произнесла ни слова. Проходя мимо нее, дамы и барон с любопытством оглядывали тоненькую фигурку, до нее доносились отдельные слова из гостиной, обстановка оскорбляла девушку своей снобистской роскошью, но все это не могло поколебать ее непреклонной решимости быть стойкой. И тут вдруг она увидела Муре, а он, узнав Денизу, наконец понял, что к чему.

– Одна из ваших девушек? – спросил барон.

Лицо Муре осталось безмятежным, волнение выдал лишь дрогнувший голос:

– Думаю, да, но не знаю, кто именно.

– Блондиночка из отдела готового платья, – поспешила подсказать госпожа Марти. – Заместительница заведующей.

Анриетта вперила взгляд в Муре, тот ограничился коротким: «Ясно…» – и завел разговор о прибывшем накануне в столицу короле Пруссии и празднествах в его честь. Хитрость не удалась: барон снова заговорил о продавщицах, начал задавать вопросы. Откуда они обычно приезжают? Так ли испорчены, как о них говорят? Завязался спор.

– Неужели вы и впрямь считаете их благоразумными?

Муре горячо защищал честь девушек, чем очень развеселил Валаньоска. Бутмон поддержал своего шефа, сказав, что попадаются всякие, и распутницы, и порядочные, но теперь последних стало больше. Когда-то в новые большие магазины брали даже девиц с подмоченной репутацией, теперь же семьи, живущие на улице Севр, воспитывают дочерей с прицелом на будущую службу в «Бон Марше». Иначе говоря, приличное поведение – всего лишь вопрос желания и старательности. Продавщицам, в отличие от тружениц парижской панели, предоставляются стол и кров, их существование – суровое, что правда, то правда, – обеспечивают владельцы торговых домов. Самым досадным обстоятельством остается зыбкость социального положения девушек, они не лавочницы, но и не светские барышни, у них нет никакого образования, и они являют собой особый, не имеющий пока названия класс. Отсюда все беды и дурные стороны натуры.

– Отвратительные создания, – подала реплику графиня де Бов. – Иногда они ведут себя так несносно, что так и отхлестала бы по щекам!

Дамы взялись вспоминать неприятные случаи, когда у прилавков происходили самые настоящие перепалки и стычки. Женщины вечно соперничают из-за денег и красоты, продавщицы тайно завидуют богатым покупательницам, подражают их манерам, бедно одетые мещанки ненавидят служащих, одетых в шелковые платья и не желающих выказывать смирение перед теми, кто берет товара на десять су, а уважения требует на сотню франков.

– Оставим этот разговор! – призвала Анриетта. – Все девицы продают не только товары, но и себя!

Муре нашел в себе силы улыбнуться, и наблюдавший за ним барон мысленно восхитился таким самообладанием. Он перевел разговор на другую тему, принялся описывать готовящиеся торжества в честь короля Пруссии и предположил, что парижские торговцы не преминут воспользоваться событием. Анриетта молчала, разрываясь между желанием как можно дольше продержать Денизу в прихожей и страхом, что Муре покинет ее дом, раз увидел девушку. Страх победил, она встала и попросила ненадолго ее извинить, госпожа Марти обрадовалась, пообещала взять на себя обязанности хозяйки и принялась разливать чай.

– Вы ведь не торопитесь? – спросила барона Анриетта.

– Нет, мадам, у меня разговор к господину Муре, мы, с вашего разрешения, займем маленькую гостиную.

Она кивнула и вышла, прошуршав в дверях шелком черной юбки, как ящерка в кустах.

Барон воспользовался моментом, оставил дам с Бутмоном и Валаньоском и увлек за собой Муре. Стоя у окна соседней комнаты, они беседовали вполголоса о давнем проекте Октава, мечтавшего занять под «Дамское Счастье» все пространство между улицами Монсиньи и Мишодьер и улицами Нёв-Сент-Огюстен и Десятого Декабря. Он пока не получил большой угловой участок и не мог довести дело до конца, воздвигнув монументальный фасад. Триумф оставался неполным, пока парадный подъезд выходил на Нёв-Сент-Огюстен – темную улицу старого Парижа. Муре, как истинный логик, желал, чтобы «Дамское Счастье» являло себя во всем блеске на новой, залитой солнцем, оживленной улице конца века. Он упорствовал, желая, чтобы его гигантский торговый дворец господствовал над городом и отбрасывал тень, превосходящую старый «Лувр». Воплощению проекта в жизнь мешало упрямство владельцев «Ипотечного кредита», желавших конкурировать с «Гранд-отелем». Оставалось дождаться окончательной расчистки улицы Десятого Декабря, чтобы заложить фундамент, и Муре не оставлял надежды переубедить барона.