– Вчера мы снова совещались, – сообщил Хартман. – Я принес неприятное известие… Они не желают уступать.
Муре раздраженно махнул рукой:
– До чего глупо!.. Какие доводы они приводили?
– Да те же самые, что я! По сути, ваш вожделенный фасад – не более чем украшение. Новые здания увеличат площадь магазина на одну десятую, значит вы выбросите огромные деньги на рекламу.
– Реклама! – вскипел Муре. – То, что вы так пренебрежительно зовете рекламой, будет сделано из камня и всех нас переживет! За два года благодаря обороту, выросшему в десять раз, мы вернем все, что потратим сейчас! Вы говорите: «Земля пропадет…» Не имеет значения, ведь этот участок принесет нам огромную прибыль!.. Как только покупательницы перестанут устраивать давку на улице Нёв-Сент-Огюстен и устремятся к новому входу по широкой мостовой, где спокойно разъезжаются шесть экипажей, их станет намного больше.
– Да вы поэт! – рассмеялся барон. – Не то что акционеры нашего банка. Правда на вашей стороне, но господа осторожничают – ради вашей же пользы, – полагая дальнейшее расширение дела опасным.
– Ничего не понимаю… Какая, к черту, осторожность! Разве цифры продаж не убедительны? Вложив пятьсот тысяч франков, я заработал два миллиона, обернув стартовый капитал четыре раза. Потом он увеличился до четырех миллионов и обернулся десять раз, до сорока миллионов. А в этом году мы стали еще богаче – последний баланс показал, что оборот составил восемьдесят миллионов. Основной капитал, шесть миллионов, двенадцатикратно обернулся в товарах, прошедших через прилавки.
Муре говорил все громче, постукивая пальцами правой руки по ладони левой, как будто хотел прихлопнуть воображаемые миллионы, как горсть сорванной с куста малины.
– Я знаю, знаю… – перебил его барон. – Все складывается более чем успешно, но вы же не думаете, что так будет всегда?
– Отчего же… – Ответ Муре прозвучал по-детски наивно. – Капитал способен обернуться и пятнадцать раз, я уверен. А в некоторых отделах даже двадцать пять или тридцать… А потом мы что-нибудь придумаем и поддадим жару.
– Надеетесь вытянуть из Парижа все его деньги? Полагаете, это так же легко, как выпить стакан воды?
– Вот именно, друг мой! Разве не женщины владеют Парижем? А кому принадлежат они? Нам!
Барон положил руки на плечи Муре и смотрел на него, как заботливый отец.
– Вы милый человек и очень мне нравитесь, Октав, устоять перед вашим напором невозможно. Обещаю, я еще раз поговорю с партнерами и постараюсь их переубедить. До сих пор вы нас только радовали. Дивиденды изумляют Биржу… Ваша правота безусловна, лучше еще раз вложиться в ваше предприятие, чем затеваться с «Гранд-отелем».
Возбуждение Муре спа́ло, он поблагодарил барона, но не так жарко, как обычно; Хартман не мог не заметить, что собеседник чем-то озабочен и то и дело поглядывает на дверь соседней комнаты. Валаньоск понял, что деловая беседа окончена, подошел к собеседникам и услышал реплику старого сибарита:
– Думаете, они мстительны?
– Кто? – не понял Муре.
– Женщины, друг мой, женщины… Стоит им решить, что они устали принадлежать вам, и вот уже вы полностью в их власти. Рокировка!
Барон был в курсе бурных любовных приключений Октава и шутил не на пустом месте. Муре купил дом некой потаскушке, тратил огромные деньги на девок в отдельных кабинетах; впрочем, старый кутила не осуждал молодого друга, более того – его сердце радовалось.
– Я действительно не понимаю, – повторил Муре.
– Не притворяйтесь, дорогой мой! Последнее слово всегда остается за ними… Я думал: «Нет, исключено, он похваляется, мужчина не может быть настолько упрям!» И вот вы тоже попались! Возьмите от женщины все, что сумеете, отнеситесь к ней как к угольной шахте, ибо потом настанет ее черед и вы капитулируете!.. Берегитесь, Октав, она выпьет из вас всю кровь и разорит, то есть нанесет больший урон, чем сумели вы.
Валаньоск хихикнул, барон же рассмеялся в голос.
Муре улыбнулся через силу и сказал:
– Ну что же, человек должен все испробовать. Глупо держать деньги под спудом, если они есть.
– Согласен, друг мой, – ответил барон. – Развлекайтесь, пока молоды. Морализаторство – не моя стезя, а за доверенные вам капиталы я не беспокоюсь. Тот, кто вкусил разгульной жизни, рано или поздно успокаивается и решения принимает на трезвую голову… Даже разориться бывает полезно – потом можно с веселым задором снова зарабатывать состояние… Золото – пустяк, а вот любовные страдания…
Барон погрустнел, вспомнив былые чувства. За дуэлью Анриетты и Муре он наблюдал с холодным любопытством постороннего, угадывая кризис в их отношениях, связанный с Денизой, которая терпеливо ждала в прихожей.
– Страдания не для меня! – подмигнул Муре приятелям. – Хватит и того, что сорю деньгами.
Барон покачал головой и произнес небрежным тоном:
– Не изображайте отчаянного циника… Деньги – пыль, вы рискуете куда бо́льшим – частью души. Я прав, господин Валаньоск?
– Боюсь, что да, как ни жаль это признавать.
Дверь соседней комнаты открылась, и Муре не успел ответить. Мужчины обернулись и увидели улыбающееся лицо госпожи Дефорж.