Пена дней

Они выпили. Отсвет вина остался у них на губах. Колен снова повернул выключатель. Он нетвердо стоял на ногах.

— Один раз не в счет, — сказал он. — По-моему, мы можем допить бутылку.

— Не разрезать ли торт? — спросил Шик.

Колен схватил серебряный нож и принялся чертить спираль на белой глазированной поверхности. Внезапно он остановился и с изумлением посмотрел на то, что получается.

— Я сейчас попробую сделать одну штуку, — сказал он. Одной рукой он взял из стоящего на столе букета острый лист остролиста, другой — торт и, быстро вращая его на кончике пальца, осторожно опустил лист колючкой в прочерченную им борозду.

— Послушай!.. — сказал он.

И Шик явственно услышал «Хлою» в аранжировке Дюка Эллингтона.

Шик посмотрел на Колена. Тот был бледен как полотно.

Шик взял у него из рук нож и решительным движением всадил в торт. Он разрезал его пополам и увидел, что внутри лежит новая статья Партра для Шика, а для Колена — записка, в которой Хлоя назначала ему свидание.

XIII

Колен стоял на углу площади и ждал Хлою. Площадь была круглая, и были на ней голуби, церковь, сквер, скамейки, а на проезжей части — машины и автобусы. Солнце тоже ждало Хлою, но оно могло тем временем забавляться — бросать, например, тени, проращивать дикую фасоль, играть со ставнями и пристыдить фонарь, все еще горящий из-за беспечности дежурного электрика.

Колен теребил край перчатки и сочинял первую фразу, которую скажет Хлое. По мере того как час свиданья приближался, фраза эта все быстрее менялась. Он не знал, что Хлое предложить. Может, пойти в кондитерскую пить чай? Но там царит такая тоска, и эти прожорливые сорокалетки, которые поглощают по семь пирожных подряд, отставив мизинчики. Нет, это не для него! Обжорство он прощал только мужчинам, для которых оно еще имеет какой-то смысл и не умаляет присущего им достоинства. Кино тоже исключается, она никогда не согласится. И в депутатодром ее не поведешь — ей там не понравится. И телячьи бега не годятся — она испугается. И в больницу Сен-Лу нельзя — туда не пускают. И Лувр он отверг, ведь там за ассирийскими херувимами притаились сатиры. И уж, конечно, о вокзале Сен-Лазар не может быть и речи: там нет ни единого поезда, одни только тележки для багажа.

— Здравствуйте!

Хлоя подошла не с той стороны, с которой он ее ждал. Он стал поспешно снимать перчатки, но запутался от растерянности, угодил себе кулаком по носу, произнес «Уф!..» и пожал ей руку. Она рассмеялась.

— Что это у вас такой смущенный вид?

На ней была шуба из пушистого меха цвета ее волос, такая же шапочка и короткие сапожки с меховой оторочкой.

Она коснулась локтя Колена.

— Возьмите меня под руку. Что-то вы сегодня не расторопны…

— Верно, и тот раз у меня лучше получалось, — признался Колен. Она снова засмеялась, поглядела на него и засмеялась еще громче.

— Вы смеетесь надо мной, — жалобно сказал Колен. — Это немилосердно.

— Вы рады меня видеть? — спросила Хлоя.

— Да!.. — сказал Колен.

Они пошли по первому попавшемуся тротуару. Маленькое розовое облако спустилось с неба и повисло над ними.

— Могу спуститься пониже, — предложило оно.

— Валяй! — сказал Колен.

И облако окутало их. Внутри него было тепло и пахло корицей с сахаром.

— Нас теперь не видно! — сказал Колен. — Но мы их видим!..

— Облако все же довольно прозрачное, — сказала Хлоя. — Не обольщайтесь!

— Неважно, так все же чувствуешь себя лучше, — сказал Колен. — Что будем делать?

— Всего лишь гулять… Вам не будет скучно?

— Тогда говорите мне какие-нибудь слова…

— Я не знаю настолько хороших слов, — сказала Хлоя. — Но можно поглядеть витрины. Вот хоть эту!.. Как интересно!

В витрине красивая женщина лежала на пружинном матрасе. Она была обнажена по пояс, и электрический прибор белыми шелковистыми щетками массировал ей грудь снизу вверх. Надпись гласила: «Берегите вашу обувь, пользуйтесь только гуталином „Антипод преподобного Шарля“.

— Хорошая мысль, — сказала Хлоя.

— Причем тут это! — сказал Колен. — А массаж куда приятней, когда его делают рукой.

Хлоя покраснела.

— Не говорите таких вещей. Я не люблю ребят, которые говорят всякие гадости девушкам.

— Я в отчаянии… Я не хотел…

У Колена и в самом деле был такой отчаянный вид, что она улыбнулась и даже слегка потрясла его за руку, чтобы показать, что не сердится.

В другой витрине толстяк в фартуке мясника резал младенцев. Это была наглядная пропаганда общественной благотворительности.

— Вот на что уходят деньги, — сказал Колен. — Убирать все это каждый вечер стоит, наверно, очень дорого.

— Но ведь младенцы ненастоящие! — с тревогой сказала Хлоя.

— Как знать? В общественных благотворительных заведениях младенцев навалом… — сказал Колен.

— Мне это не нравится, — сказала Хлоя. — Прежде таких ужасных витрин не было. Я не считаю, что это шаг вперед.

— Не важно, — сказал Колен. — Это ведь действует только на тех, кто и без того верит в подобные глупости.

— А это что такое? — спросила Хлоя.

В витрине было выставлено гладкое, круглое, как шар, брюхо на колесах с резиновыми шинами. А под ним надпись: «И на вашем не будет складок, если вы его погладите Электрическим Утюгом».