Звякнул язычок замка, и дверь за ними захлопнулась. Хлоя взяла Колена под руку. Она шла короткими легкими шагами, два ее шага соответствовали одному шагу Колена.
— Как хорошо, — сказала Хлоя. — Солнышко светит, и пахнет деревьями.
— Конечно, — сказал Колен. — Весна!
— Разве? — И Хлоя лукаво улыбнулась. Они повернули направо и, миновав два длинных строения, вошли в медицинский квартал. Не пройдя и ста метров, они почуяли резкий запах анестезирующих средств. А в ветреные дни он ощущался еще раньше. Тротуар тут стал совсем другим. Он представлял собой уложенную на бетонных опорах решетку из тонких металлических прутьев, тесно приваренных друг к другу. Она прикрывала широкую, но неглубокую канаву, по которой текла смесь спирта с эфиром. Использованные тампоны ваты, перепачканные гноем, сукровицей, а иногда и кровью, неслись в грязном потоке. Сгустки полусвернувшейся крови кое-как подкрашивали эту летучую жижу, которая уносила куски разлагающейся человеческой плоти, вращающиеся вокруг своей оси, как сильно подтаявшие айсберги. Однако эфир забивал все прочие запахи. Под решеткой проплывали и клочья марли, и скомканные бинты, — намокнув, они вяло раскручивали свои уснувшие кольца. Вертикально по фасадам домов в канаву спускались сточные трубы, и достаточно было несколько минут понаблюдать за тем, что из них вываливается, чтобы определить специальность врача, практикующего в этом доме. Из одного сточного жерла выкатился глаз, завертелся волчком и, прежде чем исчезнуть под большим куском разбрюзгшей красноватой ваты, подобной ядовитой медузе, на мгновение уставился на них.
— Мне тут не нравится, — сказала Хлоя. — Воздух, правда, здесь продезинфицированный, но глядеть на все это не очень-то приятно.
— Конечно.
— Пошли по мостовой.
— Можно, но тогда мы попадем под машину.
— Зря я решила идти пешком. У меня ноги отваливаются.
— Твое счастье, что наш доктор живет далеко от квартала общей хирургии.
— Замолчи! — воскликнула Хлоя. — Мы скоро дойдем? Она вдруг снова закашлялась, а Колен побледнел как полотно.
— Не кашляй, Хлоя, — взмолился он.
— Не буду, Колен, — сказала Хлоя, силясь сдержать кашель.
— Не кашляй… Мы пришли… Это здесь… На вывеске профессора д'Эрьмо были нарисованы огромные челюсти, из которых торчала лопата землекопа. Это рассмешило Хлою. Она смеялась очень осторожно, почти беззвучно, так как, боялись снова закашляться. На стене дома были развешены цветные фотографии, свидетельствующие о чудодейственном лечении профессора. Они освещались специальными прожекторами, которые в данный момент не были включены.
— Видишь, какой это крупный специалист, — сказал Колен. — Другие дома украшены не так пышно.
— Это только доказывает, что у него много денег, — сказала Хлоя.
— Либо, что он человек со вкусом, — заметил Колен. — Фасад оформлен очень художественно.
— Ага. Напоминает образцовую мясную лавку, — сказала Хлоя. Они вошли в подъезд и оказались в большом круглом вестибюле, полностью покрытом белой эмалью. Их встретила медицинская сестра.
— Вы записаны на прием? — спросила она.
— Да, — ответил Колен. — Правда, мы, быть может, немного опоздали.
— Это не имеет значения, — сказала сестра. — Сегодня у профессора больше операций не будет. Прошу вас.
Они послушно двинулись за ней, и их каблуки гулко зацокали по эмалированному полу. В круглой стене было множество дверей, и сестра подвела их к той, на которой была воспроизведена из чеканного золота в миниатюре гигантская эмблема вывески. Сестра отворила дверь и пропустила их вперед. Колен толкнул вторую дверь, массивную и прозрачную, и они оказались в кабинете. Стоя у окна, профессор, вооружившись зубной щеткой, покрывал свою бородку благовонным экстрактом опопанакса. Он обернулся на шум и, протянув руку, двинулся навстречу Хлое.
— Ну, так как же вы себя сегодня чувствуете?
— Эти пилюли ужасны, — сказала Хлоя. Профессор потемнел в лице и стал похож на мулата.
— Досадно, — пробормотал он. — Впрочем, так я и думал. С минуту он постоял, размышляя, потом заметил, что все еще держит в руке зубную щетку.
— Возьмите, — сказал он Колену, протянув ему щетку. И добавил, повернувшись к Хлое.
— Садитесь, детка.
Д'Эрьмо обошел вокруг своего письменного стола и тоже сел.