Пенальти

Рошан не задержался у ограды холма Луветьер,[12] названного так потому, что последний опустошитель местных стад был убит здесь вскоре после окончания войны 1914 года. Теперь он пытался объяснить самому себе, почему же ему так не хотелось сообщать Дюгону подтвержденную мэром-депутатом новость о финансовой ревизии в клубе. Конечно, это было изменой корпоративному духу. Даже если многое их разъединяло, они все-таки работали в одной редакции. Хотя Дюгон и был ему неприятен, этот «брюзга» (так прозвали его секретарши за постоянные придирки) все-таки был профессионалом. Он быстро выжал бы все из этой информации, подчеркнув скандальные моменты, способные увеличить тираж газеты. И в случае необходимости употребил бы сослагательное наклонение, чтобы не навлечь на себя судебное преследование за клевету.

Может быть, именно это всемогущество газет, которым достаточно поместить на первой странице имя подозреваемого, чтобы общественное мнение уже считало его виновным (даже если потом где-то внутри номера появится маленькая заметка, снимающая все подозрения), внушало больше всего отвращения Рошану. Журналисты типа Дюгона похожи на линчевателей. Это отнюдь не те, кто ищет правды любой ценой. К последним Франсуа отнес бы, наверное, Доминик Патти: в конце концов, думал он, ее усилия достойны похвалы, коль скоро направлены к высокой цели.

Чтобы не углубляться больше в эти лестные для журналистки «Франс-3» размышления, не столь уж свободные от влияния ее внешности, он приготовил себе вторую чашку кофе и поискал иные оправдания своему отступлению от редакционных правил.

Найти их было нетрудно. Деятельность французских футбольных клубов все еще регулировалась законом 1901 года, который запрещал получать прибыль обществам, созданным не для извлечения дохода. Словно футбол все еще оставался только делом любителей. Французские клубы оказались в худшем положении, чем иностранные, функционирующие, как настоящие коммерческие компании. Вопреки устаревшему законодательству, это было вполне логично, ибо забивать голы стало профессией и деньги хлынули на футбольное поле.

Телевизионные трансляции матчей, рекламные щиты вдоль трибун (которые, попав в поле камеры, стоят меньше, чем рекламный ролик), звезды футбола, облепленные товарными знаками и превращенные в рекламные «сэндвичи», — все стало источником финансовой манны небесной.

Но право на нее получают только те, кто сможет привлечь широкую публику, численность которой благодаря телевизионному экрану возрастает бесконечно. Единственный путь к этому — выигрывать. Обеспечивая вместе с тем эффектное зрелище. Одна только результативность «не работает», как говорят газетчики. Нужно также уметь себя подать. Подобно оперному тенору, который не может сегодня исполнять свою арию, стоя как столб перед декорациями, футболист становится актером в костюме Арлекина, сопровождая каждый забитый гол демонстративными жестами, достойными немого кино.

Это странный рынок, где рабы разъезжают в автомобилях миллиардеров. Нападающих и защитников покупают в период так называемых «переходов», которые для футбола то же самое, чем когда-то была торговля черным товаром в портах Луизианы.

Французские клубы, живущие на основе законодательной «придумки», которая запрещает им вкладывать в дело больше денег, чем получено сборов, и распределять дивиденды среди потенциальных акционеров, вынуждены выпрашивать муниципальные субсидии, нечто вроде замаскированного подаяния, что делает их уязвимыми для всевозможного давления. Необходимы огромные суммы, чтобы сформировать команду, способную противостоять другим клубам как в национальных, так и международных встречах. Только так можно заинтересовать рекламодателей. Кроме того, клубы постоянно подвергаются шантажу со стороны игроков, которым конкуренты обещают золотые горы и налоговые послабления. Поэтому они вынуждены соглашаться выплачивать им часть астрономических заработков таким образом, чтобы не оставлять никаких следов.

Руководители клубов — скорее жертвы, чем виновники такой извращенной системы. Она заставляет их фальсифицировать бухгалтерские документы. А значит, открывает путь для многих иных махинаций, поскольку трудно удержаться на скользком склоне, на котором и оказался теперь президент клуба Вильгранда Пьер Малитран.

Все это не нравилось Рошану, который хорошо знал два увлечения этого человека. Во-первых, фруктовые культуры, селекционированные и улучшенные в парниках Луветьера. Малитран лишь сожалел, что тенденции производства ведут к обеднению качества продукции, ограничению ее разнообразия. Такое же место в его сердце занимал футбол. Ему случалось даже использовать, особенно не афишируя этого, свои собственные средства, чтобы переманить выдающегося игрока, на которого зарились крупные клубы. Не забывал он и о будущем. С той же заботой, с которой он пестовал свои груши, яблони и землянику, Малитран, как щедрый меценат, оказывал покровительство футбольной школе Вильгранда, мечтая сделать ее питомником для первоклассных игроков.