Пендервики на Чаячьем Мысу

Скай и правда была счастлива. Она совершенно расслабилась, и, когда лодка причалила к пирсу и девочки начали высаживаться, а Бетти захотела посмотреть, как Алек будет возвращать «Бернадетт» хозяину, Скай даже не стала возражать. Она даже не настаивала, чтобы Бетти надела сверху ещё парочку спасжилетов. В конце концов, с ней вместе на борту остался Джеффри. И Пёс с Хувером. Так что на берег, точнее, на деревянный настил пирса сошли только Скай, Джейн и Мерседес. И сначала они долго-долго благодарили Алека, потом смотрели, как отплывает быстроходная «Бернадетт» – Бетти храбро сидела на задней скамье в полном одиночестве, – и махали вслед, пока лёгкий ветерок не разгладил этот след на океанской поверхности. Лишь тогда Скай обернулась. И увидела чаек, которые опять рядком сидели на перилах и делали вид, что они ждали тут всё время, а к тем прожорливым нахалкам, что недавно кружили над «Бернадетт», они никакого отношения не имеют.

А потом Скай увидела ещё кое-кого, кто стоял в начале пирса и тоже, кажется, ждал.

И тут же все, все старые тревоги вернулись – и обрушились на голову Скай тяжёлым шаром для боулинга.

– Мерседес, – сказала она. – Вон твой брат стоит. Может, он тебя ищет?

Как ей хотелось, чтобы так оно и было!

– Может… – сказала Мерседес не очень уверенно. – Только он никогда меня не ищет.

– Значит, он ищет меня, – проговорила Джейн и двинулась вперёд.

– Джейн, – позвала Скай. – Стой! Не ходи туда.

Но Джейн уже шла туда. Точнее, даже не шла, а плыла – перемещалась каким-то непонятным для Скай образом, будто киношная принцесса в длинном бальном платье. Подплыв на том конце пирса прямо к Доминику, она остановилась, они с ним что-то друг другу сказали – и, вместе шагнув на берег, свернули в сторону Пери-парка.

– Не понимаю, – растерянно сказала Скай. – Зачем она так себя ведёт?

– С ним многие девочки так себя ведут, – просто ответила Мерседес. – Некоторые стоят и стоят перед нашим домом – ждут, чтобы Доминик с ними заговорил. А если он пройдёт мимо и не заговорит, тогда они плачут. А я из-за них даже не могу играть на улице, потому что они всё время меня про него спрашивают.

– Я бы ни за что не стала плакать из-за Доминика.

– Правда? – Эти слова произвели на Мерседес большое впечатление, и она не задумываясь вложила ладошку в руку Скай.

– Правда, – сказала Скай и решила подержать эту ладошку в своей руке, хотя бы недолго.

Джейн и сама сознавала, что все её движения полны грации и достоинства и что она похожа сейчас на деву, которая движется навстречу Питеру Певенси, Верховному королю Нарнии. Поэтому и мысли у неё в голове проносились только самые возвышенные. О том, как сильно она любит этого мальчика по имени Доминик, и как сейчас у них начинается первое настоящее свидание, с тех пор как любовь пронзила (или лучше охватила?) её и завладела ею, и как она за всё это время не вписала ни единого слова в свою голубую тетрадку… нет, вот эта последняя мысль, пожалуй, недостойна нарнийской девы. Ибо что есть искусство в сравнении с истинной любовью? Да и когда ей было писать, если в любую минуту все её помыслы – лишь о том, где сейчас Доминик, чем он занимается, о чём думает, не упал ли он со своего скейтборда и если да, то какие слова она должна будет сказать ему в утешение, держа его окровавленную голову у себя на коленях. Да, вот мысли, достойные нарнийской девы.

Они уже ступили с пирса на берег и свернули в сторону Пери-парка – Джейн точно знала, что там они вдвоём с возлюбленным сядут на скамейку и будут изливать свои чувства в словах, ведь ей так много надо ему рассказать: и про то, как «Бернадетт» проходила мимо острова Песчаный, и как она, Джейн, беспрестанно думает о Доминике, и как он должен обещать ей падать со скейтборда только в непосредственной близости от неё, чтобы она могла уложить его окровавленную голову себе на колени. Словом, столько всего накопилось, что ждать до Пери-парка было выше её сил и хотелось начать безотлагательно, пока они идут рядом. Вот только идти рядом у них никак не получалось. Потому что Доминик вообще не шёл – он же был на скейтборде, поэтому он всё время или маячил где-то далеко впереди, или грохотал сзади, или описывал восьмёрки вокруг Джейн. Но она всё равно крепилась и упорно отгоняла от себя предательскую мысль, что Питер Певенси не стал бы описывать восьмёрки вокруг девы. Нельзя быть такой привередливой, ругала она себя, просто в Нарнии же не было скейтбордов, вот и всё. Так что когда они наконец добрались до Пери-парка и можно было опуститься на скамейку, Джейн так и сделала, и хотя Доминик продолжал наматывать свои восьмёрки и круги, но зато она могла сидеть с закрытыми глазами, и думать о нём, и представлять его – благородного и достойного её любви, и к тому времени, как он спрыгнул со своего скейтборда и плюхнулся на скамейку рядом с ней, она уже опять обрела душевное спокойствие.

– Мне столько надо сказать тебе, Доминик, – проговорила она.

– Угу. – Он повозил ногами по асфальту. – Мне тоже. Ну, то есть типа спросить кой-чего.