Пендрагон

— Я не жалуюсь. Но если Бог желает моего исцеления, кто я такой, чтобы отказываться?

— Быть по сему.

Подойдя ближе, Киаран аккуратно снял с меня повязку и поднял руки; я ощутил тепло его ладоней на своей коже, как будто смотрел на солнце.

— Бог Творения, — мерно произнес священник, — призываю Твой Божественный Дух почтить Твое имя и продемонстрировать силу Твою перед неверующими людьми. — С этими словами Киаран коснулся моих глаз, и тепло перетекло с концов его пальцев в мои глаза. Под веками вспыхнул жгучий белый свет. Пожалуй, стало немного больно, но за удивлением я отметил боль походя. Киаран продолжал прижимать пальцы к моим глазам. Жар усилился, теперь уже обжигая.

Мне казалось, что мои глаза горят; я плотно сжал веки и стиснул зубы, чтобы не закричать. Киаран отнял руки от моего лица и скомандовал:

— Открой глаза!

Сморгнув слезы, я увидел множество людей, смотревших на меня в изумлении, их лица сияли, как маленькие туманные солнца. Артур тоже удивленно смотрел на меня.

— Мирддин? Ты в порядке? — спросил он. — Ты меня видишь?

Я поднял руки к глазам. Они мерцали и сияли, как раскаленные головни, каждый палец казался язычком пламени.

— Я вижу тебя, Артур, — ответил я, глядя на него. — Я исцелен.

Это событие произвело в доме Фергюса настоящий фурор; несколько дней все говорили только об этом. Даже Бедивер и Кай, повидавшие немало чудес за время, проведенное со мной, признались в изумлении. Слепота — утомительная неприятность, и я испытал большое облегчение, избавившись от нее. Мне вдруг стало легче, как будто я сбросил тяжелое бремя. Туманное свечение постепенно исчезло, и мой взгляд снова стал острым. Сердце воспарило.

— А вдруг не получилось бы? — тихо спросил Бедивер. — Что, если бы этот священник потерпел неудачу?

— Знаешь, друг, я беспокоился лишь о том, что подумает Фергюс, если я откажусь. Сам я ничего не мог поделать, поэтому просто согласился.

— Но ты же сомневался? — настаивал он. В его настойчивости не было неуважения, он искренне хотел знать.

— Да при чем тут сомнение? Послушай меня, Бедивер. Разумеется, я верил, что Тот, кто создал глаза людям, может вернуть мне зрение. В конце концов, разве это сложнее, чем наполнять бочки с элем у Эктора? Чудо есть чудо. Тем не менее, я прожил достаточно долго под нашим Великим Небесным Владыкой, чтобы понимать: не так уж важно, слеп ли я, как крот, или зоркостью превосхожу орла. Богу виднее, так что же я буду беспокоиться?

Но я очень радовался, что прозрел. Но радость держал при себе. Не хотел, чтобы люди подумали, что я радуюсь только дарам Господа. Фергюса, однако, очень взволновала эта демонстрация силы веры. Он воспринял ее как знак большой важности, особенно если учесть, что чудо произошло под его крышей.

Он вскочил со стула и схватил Киарана за руки.

— Земля и небо свидетели, ты — святой человек, и бог, которому ты служишь, — великий бог. С этого дня получишь все, что попросишь, хоть половину моего королевства!

— Фергюс мак Гилломар мак Эйре, — отвечал Киаран, — я ничего не возьму у тебя, если только ты не предложишь свое сердце в придачу.

— Говори, что я должен делать? — вскричал Фергюс, — и будь уверен, что солнце не сядет, пока это не будет выполнено.

— Поклянись в верности Верховному Королю Небесному и прими его своим господином, — ответил священник.

В тот же день Фергюс обратился вместе со всеми членам своего клана. Они приняли новую веру с большим рвением. Фергюс разрешил добрым братьям пожить в его владениях. Он попросил их также учить своих домашних.

Барды короля остались недовольны. Они роптали на новую веру. Но когда я рассказал им, что Талиесин говорил Хафгану о вере Христовой, они малость поуспокоились.

— Это не конец для вас, — заверил я их. — Если ты истинный ищущий, ты примешь высшую истину и поймешь, что твое достояние не уменьшилось, а возросло. На западе занимается новый день; старые пути пройдены, вы должны это понять. Человек, который отказался преклонить колени перед Христом, обнаружит, что его место отдано другому.

Гвенвифар, которая научилась вере у Хариты во время ее пребывания в Инис Аваллах, похвалила отца за мужество. Фергюс обнял дочь.

— Храбрость тут ни причем, душа моя, — сказал он. — Это простая практичность. Ибо если бы я не признавал того, что видел сегодня, то был бы более слеп, чем Мирддин.

— Хотелось бы мне, чтобы все британские короли обладали твоим благоразумием, — заметил Артур.

В общем, мы прекрасно провели время у Фергюса. Могли бы погостить и подольше, но дни шли, и Артур все больше смотрел через море в сторону Британии. Я знал, что он думал о своих кимброгах, и день отъезда близится. Однажды ночью, когда мы сидели у очага с длинными вилками для мяса в руках, доставая из котла нежные кусочки свинины, к нам подошла Гвенвифар с большим свертком в руках. Мягкую кожу перекрещивали шнурки. Она держала сверток как ребенка, и я сначала подумал, что у нее в руках и впрямь ребенок.

— Муж, — сказала она, покачивая сверток на руках, — я хочу сделать тебе подарок. — Она подошла ближе. Артур отложил вилку и встал.