Пендрагон (ЛП)

— За мной! — крикнула Гвенвифар, проталкиваясь мимо нас вперед. По тропе мы скакали недолго, потом Гвенвифар повела нас вдоль берега маленького ручейка, едва заметного в густом подлеске.

В лощине было прохладнее, и пока мы пробирались прямо по дну ручья, звук волынок становился все громче, пока, поднявшись на невысокий косогор, мы не вырвались на широкий, окруженный лесом луг.

Два конных отряда выстроились напротив друг друга, готовые к бою. Посередине пешие Конэйр и Фергюс размахивали огромными двуручными мечами. Клинки бросали солнечные блики, когда бойцы вращали мечи над головами.

Гвенвифар хлестнула коня.

— Стойте! — закричала она и понеслась по лугу, — Остановитесь, говорю вам! Отец!

Возле Фергюса она выпрыгнула из седла. — Что происходит, отец?

— Отойди, дочь, — ответил Фергюс. Он был обнажен до пояса и блестел от пота и масла. Солнце играло на рельефном теле короля. Запястья и ноги до колен оплетали кожаные ремни. Он казался кельтом из далекого прошлого, особенно когда опирался на свой громадный меч, переводя дух. — Это поединок насмерть.

— Вздор! — заявила Гвенвифар. — Опустите мечи, вы, оба.

Если не считать длинной царапины на руке Конэйра, ничто не говорило о смертоубийственных намерениях бойцов.

— Отойди, женщина, — прорычал король Конэйр. — Это касается только нас двоих.

Волынки взвыли.

— А ну, тихо! — прикрикнула Гвенвифар на волынщиков. Наступила тишина. Уперев кулаки в бедра, тоном, не терпящим возражений, королева потребовала: — А теперь объясните, почему вы тут рубите друг друга, как Финн мак Кумхейл и Уснах Синий Щит?

— Не мешай, — отмахнулся Конэйр. — Мы собираемся уладить дело до полудня.

— Ну что же, попробуй его уладить, Конэйр Кробх Руа, — сказал Фергюс, крепче сжимая огромный меч.

— Отвечай! — приказала Гвенвифар, обращаясь к Конэру. — Почему ты сражаешься?

Однако первым заговорил Фергюс.

— Он опозорил Гильомара, и я не могу допустить, чтобы подобное оскорбление осталось безнаказанным.

— И кого же ты собираешься наказывать? — с издевкой воскликнул Конэйр. — Посмотрим, кого здесь накажут. Отойди, женщина! — Он с усилием поднял меч над головой.

Гвенвифар обнажила свой клинок и молниеносным движением уперла его в горло королю.

— Конэйр Красная Рука, ты прямо сейчас объяснишь мне, что тут происходит.

— И не подумаю!

— Конэйр!

— Я… это было, это… — пробормотал он, косясь на острие меча у своего лица. — Это все Фергюс. Спроси его, а за меня скажет мой меч.

— Ты давал присягу и поклялся защищать короля, — клинок в руке Гвенвифар не дрогнул. — Поэтому я требую назвать причину, по которой ты нападаешь на одного из тех, кому присягал.

— Я ничего тебе не скажу. Спроси Фергюса!

— Я тебя спрашиваю! — Королева начинала терять терпение.

Лицо Конайра покраснело от гнева, его руки подрагивали — удерживать тяжеленный меч стоило ему немалых усилий.

— Женщина, ты меня раздражаешь! Я же сказал, это все дело рук Фергюса.

— Лжешь! — воскликнул Фергюс, подходя ближе. — Отойди в сторону, дочь. Позвольте мне прикончить его.

— Отец! Прекрати! — Она повернулась к Конэру и спросила: — Ты будешь говорить или мы тут весь день будем стоять?

Я взглянул на Лленллеуга и заметил, что он улыбается, явно наслаждаясь спором. А вот копье он держал в руке наизготовку.

Огромный меч дрожал над головой Конэйра, пот катился по лицу. Он решил уступить

— Ты хуже своего отца, — фыркнул он с отвращением. — Убери свой меч и я расскажу тебе.

Гвенвифар опустила меч и сделала шаг назад.

— Говори!

— Это всё проклятый священник!

— Киаран ничего тебе не сделал! — Фергюс хотел рвануться вперед, но был остановлен властным жестом дочери.

— Так что там насчет священника?

— Он украл шесть голов моего скота, — пожаловался король.

— Скот разбежался, когда твой пастух заснул, — сказал Фергюс. — А священник нашел их.

— И забрал в свой загон!

— Он же предложил вернуть их!

— Да, предложил! — сейчас король больше всего напоминал обиженного ребенка. — О, он предложил! Он предложил мне самому приехать и забрать их!

— И что здесь такого? — Гвенвифар пока не могла взять в толк сути распри и все больше раздражалась.

— Он специально так сделал, чтобы он меня ругал, а я его слушал. Он все пристает ко мне с этим своим… кредо, или как его там! Хочет из меня христианина сделать! А я не хочу! Ясно?

— И что тут такого оскорбительного? — поинтересовался Фергюс. — Послушал бы его и принял решение. Никто же не заставляет тебя верить в то, во что ты не веришь!

— Ты дурак, Фергюс мак Гилломар! — Конэйр повернулся к нему. — Тебя сбила с толку болтовня этого священника. Этот злобный святоша украл у тебя рассудок. Христиане! Посмотри на себя, Фергюс, ты больше не хочешь драться даже за свое добро! Я вижу, что бывает с теми, кто их слушает, и я не пойду по этому пути.

— Я тоже христианка, Конэйр, — холодно заговорила королева. — Ты и меня считаешь слабовольной и безмозглой?

— А тебя это вообще не касается! — Конэйр предостерегающе поднял палец.

— А вот это ты зря. Я думаю, это касается всех, кто считает Христа своим господином.

— Тогда вставай в очередь! Я разберусь с твоим отцом, а потом и тебе достанется.