Пенелопа

– Излишне говорить, что мой муж видит в тебе препятствие, мешающее его планам. А их он обычно легко устраняет. Пойми, что мне тебя жаль. Именно поэтому я и решилась на этот разговор. Я договорилась и нашла тебе место в другой группе, в Аусбурге. Это даже ближе, чем Мюнхен. Не звони, не пиши смс-ки, не посылай e-mail. Исчезни из ее жизни. Если ты скажешь «нет», то мы поможем тебе навсегда исчезнуть.

Что я ей мог сказать? Что она оскорбила меня, мою семью, оскорбила свою дочь? Тщетно говорить такому человеку что то, что она не хочет услышать. Как же я себя ненавидел в эти минуты. Я видел себя со стороны, такого жалкого и беспомощного, такого растерянного и трусливого. Мне казалось, что я своим молчанием предаю Натали. У меня хватило сил только спросить у Анны:

– Это все? Я могу идти? Тогда всего доброго.

Кивнув ей, я вышел из кафе и зашагал на Максимилиан-штрассе. Я понял, что больше никогда в жизни не увижу Натали. И никогда больше не приду в это кафе. Её мать будет мерещиться мне всюду. Её холеный профиль так же четко отпечатался на этом кафе, как скрипичный ключ на их чашках с кофе.

Я с ужасом ждал уикэнда. Про себя решил, что больше не буду ездить на эти уроки и, конечно же, не поеду в какой-то Аусбург. Пусть как хотят, так и оценивают итоги этого года. Осталось-то всего два месяца. Единственное о чем я жалел, что больше не увижу фрау Ингу. Меня удивляло, как такой человек, как она, мог дружить с Анной. Я знал, что мне будет здорово не хватать моих мюнхенских поездок и бесед с фрау Ингой. Ну что же делать. Надо признать, что я редко привязываюсь к людям, но если это происходит, то это надолго. Почти навсегда.

Вдруг в среду фрау Инга сама мне позвонила. И не в дирекцию школы, а на мой мобильный:

– Я тебя жду в пятницу. Ничего не говори. Я все знаю.

Я мог только догадываться, как фрау Инга смогла разрулить эту ситуацию. Понимаю лишь одно: ей было не просто выстоять перед «хаммеровским» натиском всей этой семейки. Я продолжал ездить в Мюнхен и вроде бы все было по-прежнему. Ребята в группе, по какому-то неписанному уговору, не вспоминали о Натали. Когда кто-то из соседней группы спрашивал, почему не появляется «эта классная телка», все только пожимали плечами. Краем уха я как-то слышал разговор фрау Инги с одним из педагогов и понял, что Натали учит теперь русский язык в другой школе. Но в Мюнхене. Сценарий Анны сработал, просто с коррективами.

Я выполнил все её условия и не принимал никаких попыток найти Натали. Но и она не искала меня. В душе зияла незаживающая рана. Прошло немало времени прежде, чем она зарубцевалась. Да и зарубцевалась ли? Всё-таки до сих пор ноет и кровит.

Сегодня меня отделяет от тех событий немало лет. Видимо фрау Инга была права и не права одновременно. Наверное, я по своей природе Одиссей, обречённый на скитания. А вот с Натали она ошиблась. Видимо она – вовсе не моя Пенелопа, а может быть и вовсе не Пенелопа. Пенелопа через многое переступила, чтобы быть с Одиссеем. Натали же вовремя смогли объяснить, что каждой женщине нужны не сказки и мифы, а простой муравей. Муравей, который нацелен на то, чтобы обеспечивать ей безбедное существование. Я просто не мог быть её муравьём. Причин тому было много. Муравей для неё был уже выбран. Меня даже не допустили к кастингу.

В самый последний день занятий фрау Инга сказала мне удивительную фразу:

– Не казни себя. Вспомни Сартра.

– Я вообще не знаю, кто это такой, чтобы вспомнить его.

Это почему-то очень рассмешило её.

– Да… Был такой французский философ. Он придумал очень интересную формулу, придавшую смысл всему французскому сопротивлению: «Делаю так, потому что не могу иначе. Сопротивляюсь фашизму не потому, что верю в победу над ним. Просто не могу жить, не сопротивляясь». Подумай над этим. Если для тебя жить без неё означало бы не жить вообще, ты бы сопротивлялся. А ты сдался сразу. Когда-нибудь может и поймёшь зачем и почему ты так сделал.

Я давно уехал из Германии, но порой мне просто так, в никуда хочется спросить:

– Где ты, Натали? Аукнись.

У жизни свои непредсказуемые сценарии. Может быть, я ее когда-нибудь увижу, а может никогда и не увижу. Скорее нет, чем да. Все же я ей очень благодарен. Прежде всего за то, что она была моей первой любовью. За тот калейдоскоп чувств и эмоций, которые она мне подарила. За то, что она просто была в моей жизни. Ведь я так и не смог сказать ей спасибо. Мне, конечно же хотелось, пусть даже мимоходом, случайно встретиться с ней на улицах какого-то города. А может быть в аэропорту. Взглянуть хотя бы краешком глаза на то, какой она стала. Но в то же время я и боюсь этого. Боюсь увидеть в ее повзрослевшем лице тот оскал волчицы, который когда-то так напугал меня в ее матери.