Пенелопа

От этих её слов я вначале опешил. Лишь потом до меня дошло, что в них находится ключ. Ключ ко всем моим проблемам. Не надо замыкаться в своих обидах. Нужно просто уметь вступать в диалог и говорить, что ты думаешь. Другого средства преодолеть отчуждение нет. Когда я сказал об этом фрау Инге, она улыбнулась.

– Какая же ты умница. У тебя всё получится.

Самой большой проблемой для меня долгое время оставалась сама поездка в Мюнхен. Прямых электричек из моего провинциального городка до Мюнхена было всего две. Ходили они утром и вечером. Мои же занятия начинались в три. Добирался я с кучей пересадок и вечными приключениями. Ребята в моей группе об этом знали, и каким-то образом эта информация дошла и до фрау Инги.

И тогда она нашла мне машину, которая возила запчасти на тракторное производство в нашем городке. Такой пикапчик с двухметровым водителем Куртом из трансильванских немцев, который регулярно ездил в Мюнхен. Туда и обратно. Каждый день по какому-то диковинному маршруту. Мне было неведомо, как ей удалось договориться, чтобы раз в неделю расписание этих поездок было выстроено под меня. Если учесть, что я платил лишь весьма символические деньги за бензин, то это был, конечно, царский подарок. Жизнь сразу окрасилась в радужные тона. Хотя надо признаться, что до сих пор немецкие электрички остаются моей слабостью. Я их обожаю.

В связи с Куртом фрау Инга прочитала мне целую лекцию о трансильванских немцах, компактно проживающих в Румынии, не забыв упомянуть и о судетских немцах, о чешских немцах, и т.д. Я удивился только тому, что о разделенной после войны надвое Германии я хоть что-то знал, а вот о том массовом переселении, на которое были обречены немцы, оставшиеся вне границ ФРГ, вообще впервые слышал.

– Читай Герду Мюллер. Она, кстати, классно пишет и тоже из трансильванских немцев. Имей в виду, что она недавно получила нобелевскую премию по литературе.

В целом, группа фрау Инги, конечно, была удивительно разношерстной. Были очень продвинутые ребята, были и такие, которым ни в одной бакинской школе не поставили бы даже троечку по русскому языку. Словом, все мы были детьми своих народов, и желание получить среднее образование именно в Германии было, наверное, единственной причиной, собравшей нас вместе. Педагогическое же мастерство фрау Инги позволяло ей загружать каждого из нас достаточным объёмом знаний и добиваться того, чтобы мы усваивали программу в полном объёме.

Для меня же самым главным, в этих уроках было то, что на них я получал какой-то заряд позитивной энергии. И самое главное – я сидел рядом с Натали целых три часа. Мне, конечно же, было одиноко в своей общаге. Так я там ни с кем и не подружился. Одни мои соседи были свихнуты на учебе и все время подсчитывали средний бал аттестата, другие самым лучшим отдыхом считали выпивку до полной потери пульса, третьи пребывали здесь по обмену, и для них главным было изучение немецкого языка. Всем им я был неинтересен.

С Натали мы и после занятий много говорили, гуляли, просто дурачились. Она открыла для меня кучу новых интересных мест в Мюнхене. Нередко мы сидели все в той же «Опере», пили кофе и трепались до одури. Обо всем и ни о чем. С ней мне было комфортно, ко мне возвращалось самоуважение. Всю жизнь я считался «головастиком», а надо же здесь в Германии чувствовал себя полным идиотом.

Мы почти никогда не говорили с ней ни о чем личном. Даже ничего не рассказывали о наших семьях. Как-то раз она упомянула свою мать, сказав, что та давно дружит с фрау Ингой. И почему-то я сразу себе вообразил, что ее мать почти такая же замечательная, как фрау Инга. В другой раз она после похода в кино сказала:

– Понимаешь, я все время говорю своей маме, что ее жизнь – это какой-то сериал «Красавица и чудовище». То ли мексиканский, то ли бразильский. Нет, но, наверное, все же мексиканский. Надо ведь учесть, что криминальная составляющая есть и там, и здесь.

И все. По разным мелочам я понимал, что ее родители люди не бедные, что ее мать – из поволжских немцев, переселённых во время войны в Казахстан, да и к тому же профессор германистики. Мои родители тоже профессора, но для меня они просто родители, всегда чувствующие и понимающие меня, так как никто в мире.

Иногда я ловил себя на мысли, что мне просто безразлично то, о чём она говорит: я слушал её голос, купался в этих воркующих интонациях и наслаждался тем, что она рядом. Вернее, я балдел от того, что могу так запросто на неё смотреть. Не просто любоваться ею, а порой даже удостаиваться поцелуя в щёчку.

Как-то раз, когда мы ужинали в кафе, она вдруг разговорилась: