Пение пчел

Впрочем, у кузенов я не только на славу развлекался, но и отчаянно скучал: когда настал день идти в школу, все католические колледжи оказались закрыты по распоряжению закона, поэтому мы, дети из хороших семей, посещали подпольные школы, устроенные у кого-нибудь дома. По чистой случайности в силу возраста, а также из-за того, что я мальчик, моя подпольная школа, которую пришло время посещать, располагалась в доме кузенов Кортесов.

Думаю, именно по этой причине мне долго не удавалось стать хорошим учеником. У меня в голове не укладывалось, почему в этой так называемой школе, где я бывал всю жизнь, нельзя делать то же, что всегда. Меня привозили погостить, и все спокойно относились к тому, что я залезал на перила и скатывался вниз, оглушительно вопя, взбегал по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, входил по своей воле в любую из комнат и выходил обратно, заслышав призывный свист; вламывался в кухню, когда начинало сосать в животе, отправлялся в туалет, не предупреждая и не спрашивая ни у кого разрешения, или бегал в комнату к кузенам за бильбоке. Будучи двоюродным братом, я мог позволить себе что угодно; в качестве же ученика мне приходилось выучиться сидеть неподвижно, ни с кем не разговаривая, не жуя бутерброд и даже не бегая когда вздумается в туалет, пока учитель не скажет, что настало время ответить на вопрос, перекусить или сходить по нужде.

Стать примерным учеником было непростой задачей: я пользовался малейшей возможностью, чтобы улизнуть, и, зная наперечет все укромные уголки, незаметно перемещался по дому, пока не оказывался на улице, а затем отправлялся назад в Амистад. Разумеется, цель моя заключалась не в том, чтобы добраться до дома, я отлично знал, что меня ждет: меня немедленно отправят обратно, предварительно заставив попросить прощения. Нет, план состоял в том, чтобы, убежав из школы, затеряться среди апельсиновых деревьев. Чем я буду себя занимать целый день? Об этом я не думал. Что я буду есть? Этого я тоже не знал. К тому времени я уже перерос свою страсть к поеданию жуков. Если повезет, на деревьях отыщутся спелые апельсины. А если нет, что ж, поголодаю. Как я потом вернусь домой? Мой план не был продуман до конца, и размышлять над ним мне не хотелось.

Так я никогда и не узнал, что происходило в школе в конце занятий, когда мама отправляла за мной Симонопио. Я даже не успевал проголодаться. У меня попросту не было такой возможности, потому что мои приключения продолжались не более двух часов: как я ни прятался, Симонопио всегда меня находил, хотя никто его заранее не предупреждал, что я уже не в школе, где он оставлял меня поутру. Не встретив меня на обратной дороге, подобно пчеле, которая отправилась на поиски одного-единственного цветка, он принимался искать меня среди деревьев плантации, пока не добирался до того дерева, на котором я сидел, спрятавшись в густой листве.

Обычно он отправлял меня обратно в школу, не отзываясь на жалобы о том, как скучно сидеть взаперти целый день под бесконечное бормотание учителя. Одним неодобрительным взглядом он заставлял меня умолкнуть и покорно следовать за ним: я не хотел, чтобы он видел меня расстроенным и говорил со мной тем же тоном, что и прочие взрослые. Он не был взрослым – он был Симонопио.

– Никогда не уходи из школы один. Это опасно. С тобой может что-нибудь случиться.

– Что?

– Что-нибудь.

– Например?

– Например, ты можешь встретить койота.

В то время я уже знал, что такое страх. В основе этого страха всегда лежал образ койота, поэтому выйти за дверь одному в шесть лет означало для меня проявить храбрость и почувствовать себя увереннее.

Но если я так боялся, то почему не слушался Симонопио? Почему убегал из школы снова и снова? Возможно, убегая раз за разом, я был уверен, что Симонопио бросит все и прибежит мне на помощь. Скорее всего, я добивался именно этого. Школа и правда мне надоела, хотя я запросто мог бы найти развлечение по душе, не выходя за пределы ее стен. Но уже тогда я все-таки принадлежал внешнему миру, и Симонопио воспринимал меня как еще одну пчелу в своем рое. Самую непутевую, самую досужую. Но жизнь не имела для меня смысла, если я не проводил свои дни в компании Симонопио, резвясь на открытом воздухе, играя в игры, в которые умели играть только мы с ним.

В школе мое исчезновение всегда замечали; в первый раз учителя потратили кучу времени, разыскивая меня по всему дому, а придя к выводу, что в школе меня нет и, скорее всего, я убежал, немедленно отправили маме сообщение: «Ваш сын пропал». В дальнейшем эти письма повторялись будто под копирку.

Со временем мама рассказала, что в первый раз, получив такое письмо, она почувствовала, что сердце в груди застыло от ужаса; когда же она наконец примчалась к растерянному учителю и принялась расспрашивать о подробностях, Симонопио уже вел меня назад. Впоследствии она принимала известия о моем исчезновении более спокойно, поскольку убедилась: если школа меня позорно упускала, Симонопио исправно возвращал.