Пение пчел

Настроение Кармен и Консуэло менялось день ото дня. То они радовались, то грустили. Иногда плакали без всякого повода. В другой раз находили предлог для обиды, реальный или воображаемый, и принимались кричать друг на друга, но затем мирились и снова шептались по углам, давясь от смеха. Хуже всего было, когда подобные перепады настроения случались в один день. Франсиско предпочел бы клеймить коров, вдыхая вонь горелой шкуры, нежели наблюдать за сменами настроения своих дочерей.

В те дни он передвигался по дому осторожно, стараясь не быть втянутым в их ссоры и разбирательства и восхищаясь Беатрис, которую как будто вовсе не беспокоили и не удивляли выкрутасы дочек-подростков. Чтобы как-то их отвлечь, она давала им поручения: учить крестьянских детей чтению, а тем, кто постарше и уже умел читать, преподавать арифметику. Выполнив одни поручения, они получили следующие – учить детей музыке. Как и ожидалось, Кармен относилась к урокам более терпеливо и сознательно. Стоило ей отвлечься, Консуэло исчезала: она так и не научилась управляться с чужими детьми.

Франсиско пытался как мог понять своих девочек. Дело было не только в скуке: они не привыкли к столь примитивным условиям жизни. Без электричества все дела заканчивались рано. Читать перед сном они любили при свете лампы, а не масляного светильника. Дома стоял холодильник, и даже зимой они обычно добавляли в напитки лед. В деревне не было ни электричества – этой роскоши, которая постепенно проникала в дом в усадьбе Амистад: сначала общественные комнаты, затем и личные. Последней электрифицировали кухню, хотя Франсиско со временем мечтал провести электричество и в комнаты домашних слуг, а затем в дома батраков, но стоило это недешево. В его планы не входила электрификация дома во Флориде, хотя каждый раз, когда он возражал против того, чтобы вернуться к современным удобствам Линареса, дочери просили его об этом.

Беатрис оставалась невозмутимой, хотя Франсиско знал, что это лишь маска, которую она надевает каждое утро с восходом солнца. По ночам он чувствовал, как она беспокойно ворочается в постели. Затем слышал, как она встает, чтобы взглянуть на спящих девочек. Проверяла она и засовы на дверях и не осталось ли с вечера зажженных свечей или масляных ламп, полностью ли погасли дрова в печке.

Утром Беатрис вела себя так, словно безмятежно проспала всю ночь. Присоединялась к нему за завтраком. Будила Кармен и Консуэло, которым пора было приступать к дневным обязанностям. Руководила домашними делами, отдавала распоряжения, когда делать небольшую уборку, а когда генеральную. На кухне следила, чтобы ничего не пропадало, ни единой крошки. Иногда выходила на улицу посидеть с няней Рехой: старуха не жаловалась, но и она сама, и ее кресло-качалка не могли привыкнуть к новому месту и к новому пейзажу – одна почти не ела, другая почти не качалась. Беатрис не знала, кому из них приходится хуже, и переживала за обеих.

Но она не унывала. Не унывала, потому что это был ее долг. Покончив с одним делом, переходила к другому, пока не переделывала все дела и больше ничего не оставалось, кроме как сидеть с вышиванием при свете масляной лампы. Она постоянно занимала руки, чтобы у разума не оставалось времени блуждать где вздумается, утомлять себя досужими мыслями, а то и взорваться.

Франсиско был благодарен ей за выдержку, которая и ему давала силы каждое утро надевать маску, с улыбкой прощаться и оставлять ее на хозяйстве во Флориде, пока сам он занимается своими делами поблизости или где-нибудь дальше, в Тамаулипасе. Подобно свекрови, которая целыми днями мешала молоко, он с утра до вечера занимался ранчо и плантациями, которые изнуряли тело, но давали передышку уму.

У Беатрис не было ничего, что помогло бы ей отвести душу. Она хлопотала весь день, но ни одно занятие не приносило ей радости. Она знала, что батраки тоже скучают по своим домам, бесхитростным, зато родным. У всех них во Флориде была крыша над головой, но не хватало уединенности. В этой асьенде, в старом здании с двенадцатью комнатами, обитала лишь одна семья слуг, хотя оно было построено для большего числа людей, чем в нем проживало последнее время. После внезапного наплыва новых жильцов дом заполнился целиком: в каждой комнате обосновалось по семье.

Во Флориде, как и в Амистад, пеоны в течение дня делали вид, что жизнь идет своим чередом. Обливаясь потом и изнуряя себя тяжелым трудом, они забывали о том, что их семьи вынуждены жить в изгнании в милях езды от города. Возвращаясь с заходом солнца домой, они удивлялись, обнаруживая жен в дурном расположении духа.