Пенсия для киллера

Полицейские просмотрели записи видеокамер, установленных по соседству, и заметили женщину, которая вела девочку без пальто. Изображение было нечетким и искаженным, а бабушка находилась в таком шоке, что даже не смогла узнать на видео внучку и только неуверенно моргала. Да и неудивительно: экран камеры был слишком мал, а объекты съемки находились далеко, так что при увеличении картинка совсем расплылась. От волнения бабушка даже не смогла припомнить, во что была одета внучка в то утро, а отец девочки и вовсе этого не знал.

Однако других вариантов все равно быть не могло, поскольку тайм-код на записи совпадал со временем исчезновения Хэни. Следователи попросили родных как следует присмотреться к женщине, которая вела девочку, но те, как ни старались, не смогли сказать, кто она такая. Да и женщина ли это вообще.

Полицейские поинтересовались, не внесли ли родственники отпечатки пальцев девочки в национальную базу на случай, если ее похитят или она потеряется, но ни доктор Кан, ни его родители не поняли, о чем идет речь. Тогда следователь предположил, что многие молодые родители автоматически подписываются на такую услугу, так что все равно стоит посмотреть в базе данных. Но Хэни там не было.

Следователь с подозрением уставился на отца девочки:

— Неужели вы ее не включили в базу? Доктор, вы что, коммунист? Из тех, кто против того, чтобы правительство собирало и регистрировало отпечатки пальцев?

Оскорбленный доктор Кан был слишком вымотан, чтобы ухватить полицейского за глотку. С другой стороны, он сам обратился к полицейским за помощью, у них была вся власть, и приходилось терпеть их манеры.

Если уж по-честному, доктор был не слишком дисциплинированным родителем: далеко не каждый день после уроков проверял рюкзак дочери и забывал прочитать еженедельное пятничное послание от учителей. Он понимал, что после смерти жены должен заменить Хэни мать, но не был создан для этого, поэтому во всем полагался на свою стареющую матушку.

Скорее всего, администрация детского садика присылала уведомление о включении ребенка в базу данных, но доктор Кан его не видел. А его мать, должно быть, отложила уведомление в сторонку, не разобравшись, что это за документ, а потом изо дня в день забывала обсудить его с сыном. Все они были слишком заняты работой и проводили вместе считаные часы в день.

Отец и бабушка хранили молчание, а дед лежал на диване, то и дело впадая в забытье. Полиция подключила к домашнему телефону прослушивающую и записывающую аппаратуру, но за выкупом никто не обращался. Доктор Кан решил, что если кто-то захочет получить выкуп — хотя кому придет в голову требовать деньги с семьи, состоящей из врача на контракте и торговцев фруктами, которые вот-вот лишатся своего бизнеса, — ему позвонят на мобильный. И он сказал полицейским, что сходит за телефоном в клинику. Доктор знал, что родители в таких случаях считаются главными подозреваемыми — причиной убийства ребенка могло быть домашнее насилие или душевное расстройство, — и предположил, что с ним отправят сопровождающего. Но у полиции не хватало сотрудников, к тому же подтвердилось, что отец девочки весь день находился в клинике и принимал пациентов. Поэтому его отпустили одного.

В клинике расстроенная медсестра вручила ему пришедший на его имя факс. Доктор Кан прочитал его и, поразмыслив, понял, что тут замешана та странная пожилая женщина. Помня о ее манерах и поступках, он решил сначала увидеться с ней, а уж после нести факс полицейским.

— А потом я выяснил, что номер телефона в вашей карточке поддельный и даже имя ненастоящее. Так как вам явно что-то нужно от нашей семьи, я предположил, что вы придете сюда. Чего же вы от нас хотите? И почему мы попали в эту историю? И где моя Хэни?

Когти была слишком занята, складывая фрагменты пазла, поэтому даже не услышала воплей доктора Кана.