Со мной рядом был только Руслан, но он мне как брат. Он был рядом все время, пока я собирала себя по кусочкам. Он читал мне газету каждый Божий день, пока я не начала разговаривать. Именно тогда я научилась читать по губам. Я помню, что он что — то говорил мне, но я ничего не слышала. В ушах постоянно стоял писк, и я никак не могла его заглушить. Тогда я стала пристально смотреть на его рот, когда он рассказывал мне о событиях, происходящих в мире. Я повторяла движения его губ. И, со временем, я начала его понимать. Гул в ушах стих только через два месяца. Тогда я и заговорила снова.
Я сменила номер, переехала в квартиру матери после ее смерти, продав прежнюю вместе с мебелью. Что — то из детских вещей Руслан раздал в приюты и по знакомым. Вещи мужа он сжег по моей просьбе. Я оставила всю свою жизнь «До» позади, перешагнула через себя и попыталась начать новую. И у меня это хреново получается.
Единственное и первое свидание, на которое я пошла, было спустя год после аварии. Все было хорошо до того момента, пока, играя в бильярд, я не наклонилась слишком низко и мой спутник не увидел лиловый рубец, поднимающийся по спине. Я помню ужас в его глазах тогда, но он промолчал. Мы закончили свидание, он любезно проводил меня домой и больше не звонил.
Вы не представляете, что для женщины значат шрамы. Посудите сами: во всех романах, во всех фильмах о любви главные героини прекрасны и идеальны. У них гладкая кожа красивого цвета без единого волоска. А теперь представьте, если главная героиня будет наполовину изуродована. Жалкое зрелище.
После той неудачи я прорыдала неделю, пересматривая старые фотографии и вспоминая себя прежнюю. Потом плюнула, собралась и поняла, что никто больше на меня не посмотрит обожающими глазами. Мне никогда не выйти на пляж в купальнике, и я никогда не испытаю удовольствие от прикосновений к моему животу или ногам. И тогда я попросила Руслана, чтобы он пошел со мной делать эту тату. Эскиз для меня нарисовал мастер Илья и, по совместительству, художник. Хочу признаться, что он сработал на пять с плюсом и, когда я впервые увидела ее завершенной, я испугалась. Мне показалось, что я действительно горю.
Когда я делала ее, слезы текли по моим щекам. Потому что я ощущала легкое покалывание на онемевшей, мертвой коже. И это было прекрасно, ощущать хоть что — то.
Фотографии я рассортировала и убрала в деревянную коробку. С тех пор я их не доставала.
Эрик мне нравился. Мне нравилась его улыбка, его тяжелый взгляд, когда я смеялась или приподнимала брови. Легкий эстонский акцент. Мне нравилось, что он слушает меня и, самое главное, слышит. Когда я говорила ему что — то, он тщательно обдумывал каждое слово. Мужчины редко страдают таким качеством.
Он не был ни плохим, ни хорошим. Просто человек, просто мужчина, с которым хотелось бы провести ночь, или пару ночей. Но я не могла этого сделать.
— Это приятно слышать, — отвечаю я.
Он стоит рядом, не делая никаких попыток до меня дотронуться. Просто улыбается, проводит рукой по своим волосам и говорит:
— Ну, я проснулся. Может, сделаешь кофе?
Мы возвращаемся в гостиную — кухню, и я иду к аппарату. Стандартная профессиональная кофемашина, мы с Русланом арендуем такую же для бара. Нажимаю две кнопки, подставляю кружку, и машина шипит, гудит и выдает мне порцию латте с обильной молочной пеной.
— Мне простой черный — произносит Эрик за спиной, и я вздрагиваю от неожиданности.
Нажимаю кнопку, подставляю чашку. Невольно улыбаюсь.
— Чего смешного? — спрашивает он озадаченно.
— Я как будто на работе, — я смеюсь, и он расслабляется, — Жать кнопку, подставить кружку. Два движения и кофе готов.
— Тебе не нравится? Хотела бы варить кофе в турке по двадцать раз за день?
— Определенно нет. Но, на мой взгляд, единственное достоинство этих машин — это обильная пена. Вкус отстойный.
— Согласен, — произносит он, делая глоток, — Я сто лет не пил кофе из турки.
— Ну, значит, у тебя есть повод наведываться ко мне на чашку кофе почаще, — вырывается у меня, и я замолкаю.
Что я только что сказала?
— А ты хотела бы этого? — произносит он, стоя совсем близко. Очень близко. Опасно близко. А я еще помню его поцелуи.
На самом деле каждый из них горит открытым пламенем на моей коже до сих пор.
— Почему бы и нет? — пожимаю плечами, пытаясь придать себе невозмутимый вид, — С тобой весело.
— Весело? — он удивляется, — Со мной?
— Да. А что здесь особенного?
— Мне никогда не говорили, что со мной весело, — уголки его губ немного дрогнули, и он вздохнул, — Я зануда, вот что. Я уже говорил.
— Знаешь, что я думаю? Я думаю, что это не ты зануда. А тот, кто вбил тебе это в голову, — я улыбаюсь, и он тоже улыбается.
У него красивая улыбка.
— Может быть, — говорит он, и убирает прядь моих волос за ухо.
Я вздрагиваю, и Эрик моментально одергивает руку.
— Прости, — шепчет он и отворачивается.
Я хотела бы положить руку его на плечо или погладить по щеке. Но я боюсь, что он расценит это как знак, как разрешение к действиям, а мне это не нужно.
— Ну, — протянула я, — Какие планы на сегодня?