Пепел Бикини

— С радостью, — пробормотал губернатор. — Здесь очень жарко… Теперь я знаю, — сказал он, устроившись в кресле и отпив глоток воды, — что такое «пепел», физически. Не затруднит ли вас ответить, что он представляет собой политически?

Несколько секунд Симидзу с недоумением глядел на собеседника. Затем рассмеялся и провел рукой по стриженой голове.

— Кажется, я понимаю вас, господин губернатор. Ну… начать с того, что излучающие элементы «пепла» являются, как я уже имел удовольствие заметить, радиоизотопами с весьма коротким периодом. Мы и сотрудники других научных учреждений в течение полугода вели наблюдения за «пеплом», собранным на «Счастливом Драконе». Измерялась активность остатков «пепла» на баке, на средней палубе, в трюмах, в кубрике — одним словом, везде. И сейчас твердо установлено, что активность эта спадает с огромной быстротой. Соблаговолите взглянуть. — Он порылся в записной книжке и извлек оттуда листок бумаги. — Вот данные основных измерений. Возьмем измерения для левого борта. В конце марта активность составляла около пятидесяти миллирентгенов в час, в конце апреля — уже только шесть миллирентгенов, в середине мая — меньше трех, в июне — меньше одного. Видите? Правда, там «пепел» смывался дождем и уносился ветром. Но вот возьмем камбуз: для тех же дат мы имеем здесь соответственно 35, 8, 3, полтора миллирентгена в час. Вы понимаете, господин губернатор?

Губернатор покачал головой.

— Боюсь, что это слишком сложно для меня. Но я понял, что этот самый «пепел» быстро теряет активность, как вы ее называете.

— Совершенно правильно.

— И особенно серьезной опасности…

— Пожалуй, не существует. Если бы бедные рыбаки «Счастливого Дракона» знали, с чем они имеют дело… или, по крайней мере, имели обыкновение мыться с мылом не реже трех раз в сутки и не ели зараженную рыбу, для них дело ограничилось бы легким недомоганием или, в худшем случае, слабой формой лучевой болезни.

Губернатор встал.

— Благодарю вас, Симидзу-сан.

— Всегда рад быть полезным вашему превосходительству.

Садясь в «Фиат», губернатор обернулся.

Симидзу стоял на пороге и, щурясь от солнца, поглаживал ладонью круглую стриженую голову.

Механик Мотоути

Письма приходили со всех концов света. На них были разноцветные марки с изображениями неизвестных людей, событий и животных, городов, гербов и памятников, черные, синие и красные штемпеля. Беря в руки конверт, исписанный странными, незнакомыми знаками, Мотоути старался представить себе того, кто надписывал и посылал его. Прямые строчки латинских букв вызывали в его воображении образы веселых моряков с иностранных судов, заходивших иногда в Коидзу; причудливая арабская вязь — смуглых людей в белых одеждах, каких можно было видеть в некоторых американских кинобоевиках восседающими на верблюжьих горбах; сплошные заборы индийского письма напоминали о старике-меняле, встреченном когда-то в детстве. Но приходили переводчики, и все менялось. Письмо из Англии писала группа преподавателей средней школы. Письмо из Австралии — старый профессор-химик. Большой конверт с маркой, на которой было изображено удивительно красивое здание, утопающее в зелени, пришло из загадочной России — его прислали студенты. Индиец оказывался юрисконсультом профсоюза, араб — священником. Письма были короткие и длинные, высокопарные и сдержанные, но все они, эти сотни конвертов различных цветов и размеров, заключали в себе одни и те же слова: призыв стойко держаться и пожелания скорейшего выздоровления, возмущение виновниками взрыва и стремление навсегда запретить ужасное оружие, предотвратить угрозу миру. Порой отправитель, по-видимому, увлекался и забывал, к кому он обращается: письмо содержало конкретные предложения по международному контролю над атомной энергией или гневное требование наказать ответственных за «гнусное преступление», как будто больные рыбаки были членами парламента или министрами.

Сознание того, что их судьба волнует сотни и тысячи людей, придавало пациентам профессора Удзуки бодрость и уверенность, не позволяло впасть в отчаяние. «Вы не одни в вашей беде! Весь мир скорбит вместе с вами!» — читали они в письмах.

Мотоути видел, как таяло и исчезало отчаяние в запавших глазах капитана Одабэ, как весело смеялся исхудавший, похожий на безбородого старичка Хомма. Даже сэндо Тотими, безразличный ко всему, кроме денег, и тот оживлялся и прекращал свои бесконечные арифметические упражнения, когда приходил служитель с почтой.