Пепел (Бог не играет в кости)

— Знаете, молодой человек, — саркастически заметил Берл. — Спокойная европейская жизнь добавила вам не только лоска, но и тормозной жидкости. Вы как-то медленно соображаете. Повторяю: лишние звенья перегружают цепь. А уж когда она становится неоднородной, то вообще беда.

Ле Фен молчал, обдумывая услышанное. Израильтянин был, без сомнения, прав. Серьезные люди не связываются со случайными спекулянтами.

— Ну что ж, — сказал он наконец. — Я, конечно, могу попробовать, но успех не гарантирую. За два года работы в Брюсселе мне впервые пришлось столкнуться с такой странной формой помощи. Большей частью деньги идут абсолютно легально, через решения соответствующих комиссий. Обычные банковские переводы. Иногда, правда, помогают секретно, посредством спецслужб, наличными… но это редкость. А золото… не знаю, не знаю… возможно, это объясняется именно срочностью дела после перекрытия американских каналов?

Берл пожал плечами: — Вам лучше знать. Так поможете?

— О какой сумме идет речь?

— Немедленно — немного. Всего два миллиона долларов. Десять брусков. В перспективе, конечно, намного больше… — Берл прошелся по комнате и остановился перед Янивом, покачиваясь с пятки на носок. — Обратите внимание, господин Ле Фен, нам особенно важно установить прямую связь между вашими покровителями и нашим спонсором.

— Хорошо, — кивнул Янив. — Для этого мне понадобятся координаты спонсора.

— Да что с вами такое? — удивленно протянул Берл. — Я же, кажется, ясно сказал: связь со спонсором временно потеряна. Восстановить ее можно, но зачем? Мы обратились к вам, прежде всего, потому, что в Брюсселе наверняка известно, кто именно может жертвовать на палестинское дело золотые слитки тридцать восьмого года. Осталось только связать между собой ваших чиновников и моего жертвователя.

Ле Фен развел руками: — Но, по крайней мере, взглянуть на слитки вы мне позволите?

— Вот фотография, — Берл достал из кармана листок бумаги. — Только не спрашивайте, что это там за клеймо — не знаю. Вы специалист, вам и карты в руки. Кстати, сколько вы берете комиссионных?

— Немного, — осторожно проговорил Янив. — Два процента по результату.

— Сделаете срочно — получите втрое больше. Еще коньяку?..

— Нет, господин Файман, спасибо… — Ле Фен поднялся с кресла. Узкоплечий и малорослый, в круглых очочках, он казался сам себе ребенком рядом с мощной фигурой тель-авивского гостя. — Я немедленно возьмусь за дело. Ждите моего звонка.

* * *

Коридоры гигантского здания Европейского Совета гудели от бесчисленного множества людей, от тяжеловесной начальственной поступи солидных боссов, от шустрой мелкочиновной побежки, от робкого шарканья просителей. Это было гнездо бюрократии, ее квинтэссенция, ее полное и окончательное торжество над законами здравого смысла и элементарной целесообразности. Как бы в насмешку, здание носило имя Жюста Липса, философа-неостоика, полагавшего именно принцип разумности непререкаемой основой правильного человеческого поведения. Бедняга, он и предположить не мог чудовищных размеров, до которых доберется бюрократическая раковая опухоль всего лишь за какие-то четыре столетия…

Чем они тут занимаются, все эти клерки и секретарши? — дивился Берл, поспешая за Янивом Ле Феном, наподобие того, как океанский лайнер следует за лоцманским катерком, ловко маневрирующим в тесном пространстве порта. — Их же тут тысячи, десятки тысяч… и все куда-то спешат, суетятся, Господи Боже, куда, зачем?

Его проводник явно чувствовал себя родным в этом муравейнике; на ходу он успевал обмениваться со встречными муравьями кивками, рукопожатиями, сердечными объятиями и поцелуями. Наконец Ле Фен остановился перед одной из дверей, одернул пиджак и предупреждающе кивнул Берлу. Они вошли и оказались в небольшой приемной с несколькими стульями и столом, заваленным грудой бумаг и канцелярских папок. Кроме них в приемной не было никого.

— Ури, Ури… — отчего-то шепотом сказал Янив. — Не стойте, садитесь, садитесь…

Как будто передразнивая его, зашуршала, открываясь, дверь во внутреннее помещение. Вышла секретарша неопределенного возраста и тут же принялась клацать на компьютере, не обращая на посетителей ни малейшего внимания.

— Гм… — кашлянул было Берл, но Янив в неподдельном ужасе замахал на него руками: «Молчите, молчите!..»

Поздно! Секретарша резко перестала клацать, и подняла на них ледяной взор. Рука ее зависла над клавиатурой, как карающая длань судьбы.

«Мурена… — подумал Берл. — Вылитая мурена. Только без насморка».

— Нет-нет, госпожа Марта… — пролепетал Янив у него под боком. — Все в порядке, мы подождем…

Мурена величественно кивнула, так и не раскрыв зубастого рта. Клацанье возобновилось. Ле Фен перевел дыхание и потянулся к берлову уху.

— Вы с ума сошли, — прошипел он. — Вы знаете, какого труда мне стоило попасть в этот кабинет? Сидите и молчите, ради Бога.