Пепел большой войны. Дневник члена гитлерюгенда, 1943-1945

Вечером мы с ним сидели в солдатской столовой, и тут Мук доверительно сказал мне, что его брат погиб на фронте. Его отец приехал к нам, чтобы сообщить Муку эту печальную весть. Я даже не знал, что мне следует сказать Муку. «Сердечно соболезную»? Это было бы глупо. Так что мы сидели с ним рядом и молчали. Глупо было бы также спрашивать его, каким из его братьев был погибший, поскольку все они были очень похожи друг на друга и носили похожие имена, так что я всегда путал их: кто это был — Йорг, Йобст или Йохен?

Надеемся, что Мук в скором времени получит краткосрочный отпуск, мы, остальные, откажемся от своих отпусков в его пользу. Мы уже давно не беспокоились относительно «боеготовности» батареи. А тут еще и эта история с хлебом! Все это обрисовывало неплохие перспективы на отпуск.

Я уже долго не получал писем от Вальтрауд и с нетерпением их жду. Возможно, завтра мне принесут весточку от нее. По крайней мере, дома все в порядке. Эрвин уже почти выздоровел.

14 февраля 1944 г.

Всегда высоко держи голову, когда ты в дерьме по шею! Я только что вернулся из краткосрочного отпуска. Причем этот отпуск я получил совершенно неожиданно. Мы отправились в Штольп втроем, причем я вместе с Муком. Во вторник мы еще посмотрели кинофильм «Фронтовой театр» с братом и сестрой Хёпфнер. Хели Финкенцеллер играет Минну фон Барнхельм в «Греческом театре», сцена просто великолепная!

Так что в четверг мы уже ехали в родные места! Железнодорожное сообщение стало просто отвратительным. Дома я появился только около двадцати трех часов. Вальтрауд все еще ждала меня. Мы рассчитывали добраться до дома вместе с директором молочной фермы Любитцем, но у него случилось что-то вроде апоплексического удара. Так что эту ночь я провел у Вальтрауд, снова переночевав в моей старой комнате с креслом-качалкой. Как много воспоминаний…

Утром я уже ехал домой, напросившись в попутчики к водителю почтовой машины. Как же было чудесно снова оказаться в Мютценове. Зима окончательно вступила в свои права. Луга около Неннингсвальде, затопленные водой, замерзли, там теперь сплошной каток длиной в пару километров. Все деревенские ребята катаются там, как и каждую зиму.

По вечерам туда теперь приезжает целая компания на санях, либо из Кругберга, либо из «Герман Родес Визеннанг». Это небольшое промышленное предприятие. Каждый раз одни за другими появляются в скором темпе пять саней и опрокидывают сидящих в них девушек прямо в снег! Чертовски весело! Папа с мамой теперь ничего не говорят, когда я поздно прихожу домой. Мне больше всего нравится таскать на себе мои гражданские тряпки, но девушки всегда просят, чтобы я появлялся в своей морской униформе. Мы все вместе много хохочем, они неизменно величают себя «старушками» и отпускают незамысловатые шуточки.

Вальтрауд в субботу приехала домой. Мы с ней, как это всегда бывает, проговорили до поздней ночи. В Штольпе ей пришлось многое пережить. Но ее самой большой любовью по-прежнему остается Ганс, у нее есть большая цветная картина, где они оба перерисованы с одной фотографии.

Довольно странно, но я никогда не расспрашивал сестру о Гансе. Возможно, причина этого в том, что Ганс служит в СС? Во время своего последнего отпуска он рассказывал нам, что в России свирепствует голод, так что солдаты за кусок хлеба могут иметь девушку. Я совершенно не могу себе этого представить. Ганс также как-то упомянул о том, что его боевые товарищи ведут себя так, что и представить совершенно невозможно. Что же он при этом имел в виду? Вальтрауд тоже точно не знает, потому что он не захотел больше говорить об этом.

В воскресенье я вместе с Вальтрауд вернулся в город, она еще проводила меня до вокзала, откуда я отправился в Свинемюнде. И вот я снова здесь. Мы получили из школы совершенно новое расписание классных занятий, у нас также будут новые учителя по физике, химии и греческому языку. Они теперь все тоже солдаты и носят форму.

28 февраля 1944 г.

И снова минуло две недели! Сразу же после возвращения из краткосрочного отпуска я заболел. Болело горло, температура поднялась до 39,7 градуса. Одну неделю провалялся в лазарете. Лазарет был переполнен, все в основном с ангиной. Затем пришлось перебраться на койку в процедурной комнате. Довольно неудобно, потому что все процедуры проводятся здесь же. Все это мерзко. Только вечерами становится интереснее, когда на санирование приходят матросы. Они должны делать это после каждого возвращения на берег, иначе получат несколько суток гауптвахты, если окажется, что они больны и не побывали на санировании. Санитар записывает всех приходящих матросов в голубую книгу, читать ее в высшей степени интересно. Из нее можно узнать, как часто они выходят в море и сколько бывает в море каждый отдельный человек.

Санирование тоже довольно болезненная процедура, потому что парни стонут, когда санитар шприцем прочищает им их причиндалы. Санитар ругается и говорит, что я не должен подглядывать за этими процедурами. Но мне так не кажется. Почему же мне, которому скоро исполнится восемнадцать лет, нельзя ничего знать об этом.