Пепел державы

Спал на соломе, ел объедки с царского стола, молился и плакал от унижения и бессилия.

Оказалось, начальник гарнизона Генрих Бойсманн и воины Магнуса, прослышав о жестокостях московитов и зверствах царя, без ведома герцога решили не сдавать Иоанну город. Но не смогли дать отпор, погубили этим и себя, и всех жителей. Когда Бойсманн и оставшиеся его соратники осознали бесполезность борьбы, они заперлись в замке и взорвали его, дабы не попасть в руки московитов. Оставшийся без защиты город и его окрестности были разграблены, жители вырезаны.

Именно эту картину наблюдал Магнус, когда по приказу царя уезжал в свой Оберпален, где ему велено было находиться без выезда. С ним уходила ограбленная свита — те немногие, кто не был убит в русском лагере в эти страшные дни. Над Венденом стояло красное зарево, густой черный дым клубился над развалинами уничтоженного замка. Ворота были открыты, и всюду, всюду были московиты, уже занявшие город. Деревни стояли пустые и выжженные. Трупы в большом числе валялись неубранными. И Магнус, воочию узрев ад, с которым пришел Иоанн на Ливонскую землю, спешил убежать отсюда, дабы забыть и не видеть все это.

А царь шел дальше. Вскоре ему без боя покорились крепости Трикатен[27] и Роненбург.

* * *

Тем временем отряд под руководством Богдана Вельского подошел к Ашерадену[28]. Гарнизон отказался открыть ворота, и тут же решено было взять город силой — торопились исполнить государев приказ. Бестолковый воевода, Вельский разом бросил на город все силы, и многие были ранены и убиты — по русским били из пушек и ружей, лили со стен кипяток и смолу. Гарнизону, видимо, помогали местные жители, укрывшиеся в крепости — их, вооруженных чем попало и одетых кое-как, было хорошо видно на вершине стены. Стрельцы убивали их меткими пищальными выстрелами.

Михайло тоже был здесь, в числе конного отряда он влетел в разбитые ворота, когда пехота уже вошла в город. Остановив разгоряченного коня, оглянулся, не понимая, против кого биться. Тела защитников, убитых и раненых, валялись под стенами и на дорогах. Конь Михайло, безжалостно топча их, скакал вдоль опустевших узких улочек. По торжественным ревам рожков и ликованию наполнивших город русских ратников стало понятно, что Ашераден взят.

Далее дозволено было грабить. Михайло, как и все, врывался в дома, угрожал оружием, брал чужое добро без малейшего колебания. Война есть война! Одна баба-ливонка, рано состарившаяся, все кричала на него, когда Михайло набивал свой мешок ее скудной утварью. В углу жались ее зареванные детишки. Устав слушать брань на незнакомом языке, Михайло наотмашь ударил бабу по лицу, и та, отлетев к стене, разом замолкла, стояла, размазывая кровь, ждала, пока непрошеный гость покинет ее дом.

В других домах Михайло видел, как баб насилуют, выстраиваясь в очереди, но сам не стал, хоть и истомился в походе по женской ласке.

Богдан Вельский, задрав бороду, победителем въезжал в город. Не слезая с коня, велел привести к нему командира гарнизона. Каспар Мюнлер, бывалый воин, пожилой, но все еще высокий и крепкий муж, предстал перед ним. Он был ранен в ногу и едва стоял, бесстрашно глядя на возвышавшегося в седле московита.

— Решил дать отпор государю? Ты либо смел, либо глуп! И тебя будет ждать заслуженная кара! — с довольством молвил Вельский. Тут же, при нем, Мюнлера раздели, поставили перед ним на колени.

— Всыпьте ему в назидание! — велел Вельский толпившимся позади пленного ратникам. Немец холодно и бесстрашно глядел на него, а когда секли его по оголенной спине, лишь скалился и жмурился, не издав ни звука. Когда должен был последовать двенадцатый удар, Вельский остановил избиение.

— Узнайте у него, будет ли он служить нашему государю! Скажите, что государь наш милостив, — сказал он толмачам. В ответ Мюнлер, все так же холодно глядя на него, плюнул в царского любимца. Слюна его ниткой свисла с великолепной попоны коня Вельского. Усмехнувшись, он указал нагайкой на вершину стены:

— Пусть тогда улетит отсюда, если сможет!

Михайло в числе ратников, что стояли здесь, видел, как Мюнлера увели наверх двое стрельцов, а затем тело его тяжелым мешком упало с верхушки городской стены. Он думал, что немец умер, пока тот не зашевелился и не закашлял, давясь кровью. Кто-то дернулся добить его, но Вельский рявкнул:

— Не сметь! Сам подохнет!

Мюнлер "подох" нескоро, когда на занятый русскими войсками Ашераден неторопливо опустилась теплая летняя ночь.

* * *