Пепел державы

А больше вам не следует говорить те слова, которые вы говорили в Полоцке: что там не наша земля, где ноги нашего коня не стояли: ведь теперь в нашей вотчине, Ливонской земле, во многих областях нет такого места, где бы не только ноги нашего коня, но и наши ноги не были, нет и такой воды в водах и озерах, которой бы мы не пили, но все это по Божьей воле оказалось под ногами наших коней и под нашим господством. Также вам не следует говорить, что мы вопреки перемирию вступили в Ливонскую землю, ибо слова эти лживы. Никогда мы не говорили о мире с Ливонской землей, а Литовской земли мы в нынешнем своем походе ничем не задели и не оскорбили. И ты бы сам говорил своему государю, а также братии своей, панам вашей рады, чтобы ваш государь незамедлительно слал к нам своих послов, а мы хотим достойным образом заключить с ним мир и установить дружеские отношения. А он бы нас за это отблагодарил, ибо без такой благодарности братство между нами установиться не может.

Писано в нашей вотчине, в Ливонской земле, в городе Вольмаре, в 7086 году, 12 сентября, на 43-й год нашего государства, на 31-й год нашего Российского царства, 25-й год — Казанского, 24-й год — Астраханского".

Выслушав написанное, Иоанн удоволенно кивнул. Так он окончил послание гетману Ходкевичу, наместнику Ливонии, находясь уже в Вольмаре, где окончился его победоносный поход. На столе перед ним лежала грамота и для короля Стефана, в коей он высокомерно называя его "соседом", а не "братом", призывал к скорейшему миру, упомянув свои многочисленные победы. Поочередно к каждой грамоте государь приложил перстень с печатью и, цепко схватив стоящий подле кресла посох, поднялся.

Надлежало начать праздничный пир, устроенный в честь окончания похода.

Конечно, Иоанн желал дойти с войском вплоть до Риги, но среди ратников разразилась грудная чума, от коей каждый день погибали десятками. Как доложили, и среди коней начался падеж. Остановить распространение смертельной болезни можно было лишь роспуском войска. Ни о каком продолжении похода не могло идти и речи. Снова высшие силы вмешались в планы Иоанна! Но он принял это со смирением — значит, так угодно Господу! Он даровал ему и так достаточно побед!

В большой зале Вольмарского замка начался пир. Иоанн и наследник сидели во главе стола, позади них в белых кафтанах с золотыми топориками стояли рынды Василий и Андрей Шуйские. Все воеводы и свита государя расселась по своим местам. Приглашены были и высокопоставленные пленники, и в их числе — Александр Полубенский, коему уготовано было почетное место рядом с государем.

Пир начался с молитвы. Пока священнослужитель возносил хвалу Господу, Иоанн, повторяя за ним слово в слово, поглядывал на Полубенского и иных пленных, что стояли, опустив глаза в пол.

"Лютеране и католики! Узрите торжество православия, единственно истинной веры!" — думал Иоанн с упоением. После он глядел на то, как они нехотя едят, принимая, по сути, угощения победителей, как сидят, даже не переговариваясь друг с другом. Да, он унижал их, тешил свое самолюбие! Но это лучшее из тех зол, что грозили этим знатным литвинам и ляхам! Они сидят упитанные, гладко выбритые, в чистой богатой одежде, а ведь могли сидеть на цепях в холодном погребе…

Мимо них выдающимся московским воеводам, проявившим себя в этом походе, несли жалованные государем пития и кушанья со своего стола. Взмывают кубки, звучат здравницы, слышатся русские песни, смех. Полубенский сидел уже весь бледный от такого унижения. Вдруг государев слуга подошел к нему и доложил, что Иоанн желает говорить с ним. Гордый князь, весь прямой, статный, задрав подбородок, поднялся из-за стола и, обойдя его, предстал перед государем. Шум застолья разом утих, все обратили на него свой взор. Иоанн глядел на пленника спокойно, но глаза его озорно блестели от упоения. Стиснув зубы, Полубенский склонился перед ним.