Бабы наперебой только и говорили о том, какой красавицей выросла дочь кузнеца, обсуждали жениха, мол, кто таков?
— Ратник вроде, из сынов боярских! — отвечали знающие. — Тута служит, в Орле!
— Ратник! Чай, не из холопов!
— Не холоп! К тому ж приданым, видать, кузнец не обделит!
Пока по городу текли молва и пересуды, в доме Архиповом была страшная суета. Жена Архипа, Белянка, вся окрыленная, не чуя усталости, только успевает тыльной стороной ладони убирать со взмокшего лба выпавшие из-под плата пряди волос, стряпает и поглядывает на печь, где в бадьях, шипя и бурля, доваривалось пиво. Аннушка, словно и позабыв о своем волнении, помогает матери тут же. Здесь и бабы-соседки помогают печь и стряпать. Среди них и Матрена, вдова убитого в битве при Молодях плотника Ильи, мать погибшего там же прежнего жениха Аннушки — Семена. По-прежнему облаченная в черные одежды, сейчас, за делом, она обсуждает с бабами городские сплетни, смеется, журит или нахваливает невесту, разделяя со всеми общую радость. Но горе уже не отпускает Матрену, и иной раз она, словно опомнившись, безучастно глядит на эту праздничную суету, на повзрослевшую уже Анну, что выходит замуж не за Семена, и ее охватывает щемящая, страшная тоска, с коей она живет уже без малого два с половиной года. Всегда внимательная ко всем Белянка тут же замечает это, бросит дело, подойдет, обнимет, скажет ласковое слово, и вот Матрена, утирая слезы, вновь улыбается, отмахивается рукой.
За стеной, поодаль от этой суеты, завершив все свои дела, сидит Архип перед открытым деревянным ларцом, крепкий, с пышной пепельной бородой, заплетенной книзу в косицу, с убранными в хвост волосами. Тускло мерцают в полутьме монеты, отложенные на столь важный день. Архип даст много серебра, даст коня и дорогих тканей, дабы не осрамиться. Как-никак, а единственную дочь замуж выдает! Он был доволен, что, несмотря на все беды, что пережила его семья за все эти годы, добро удалось заработать, накопить, сохранить. И сейчас он вспоминал, как еще мальчиком брел из сгоревшей Москвы в далекий Новгород, побираясь и голодая. Как оборванного, полуживого его подобрал новгородский кузнец Козьма, ставший для него вторым отцом и передавший ему свое ремесло…
Годы труда вложены в это невзрачное, бездушное серебро, что мертвым грузом еще лежит в этом деревянном ларце. Все он отдаст Михаилу, или Михайле, как его называли близкие — будущему мужу Аннушки.
Волею судьбы Архип познакомился с ним. В битве при Молодях Михайло служил в конном полку воеводы Михаила Воротынского, в том самом, который в решающую минуту сражения обошел татарское войско и ударил ему в тыл. Архип тогда лежал в беспамятстве, заваленный трупами, избитый и истоптанный. Его нашли много позже, когда хоронили убитых, и он чудом выжил. Михайле было поручено сопровождать возы с ранеными, что шли к Орлу, и Михайло выхаживал Архипа как мог. Оказалось, знал он кузнеца, иной раз видел его в церкви с женой и дочерью. Михайло вместе с товарищами притащил полуживого Архипа в его дом, вручив раненого Белянке и Аннушке, что с ревом тут же кинулись к изувеченному телу своего кормильца. Видать, тогда Михайле и приглянулась Анна, хотя и видел он ее лишь мельком, в суете. Позже еще приходил, прознавая о здоровье кузнеца, но вместо Анны, кою желал он видеть, он встречался лишь с Белянкой, что со слезами благодарности на глазах выносила Михайле кушанья…
Анна тяжело переживала тогда гибель своего жениха Семена, но заботы об отце и хлопоты над ним помогали с трудом пережить это горе. Архип долго шел на поправку. Не скоро он смог вновь разговаривать, ходить, самостоятельно есть. Иной раз, просыпаясь ночью, слышал, как подле ложа его молится шепотом Белянка, дабы супруг ее выжил и вновь встал на ноги…
Соседи приходили проведывать, заглядывал ненадолго даже воевода, что недовольно пыхтел, видя немощность кузнеца.
— Вот не хотел тебя отпускать, видит Бог! — ворчал он, стоя подле лежанки Архипа. — Благо, жив остался… Работы много для тебя! Лучший кузнец ты в городе, и надобен ты мне здоровый! Поправляйся скорее!
Вновь заходил и Михайло. Тогда-то Архип и познакомился со своим спасителем и долго его разглядывал — рослый муж, широкий в плечах, черноволосый, в кольце курчавой темной бороды виднелись пухлые губы, глаза светлые, чуть навыкате. В благодарность Архип вяло, прилагая неимоверные усилия, пожал ему руку и прошептал слова благодарности.
— Я, как свободен буду, еще зайду! Дай Бог вам здоровья! — пробасил Михайло, добродушно улыбаясь и пятясь к дверям.
Заходила обезумевшая от горя Матрена, все пыталась вызнать о судьбе мужа и сына. На коленях она подползла к ложу Архипа и, заглядывая в его лицо, спрашивала:
— Ты был с ними, поведай, они убиты? Ты видел это? Видел?
Архип еще не мог толком разговаривать, взор его был мутным, тяжелым. Вместо ответа он опустил веки, и когда открыл их, в глазах его стояли слезы. Матрена вдруг взвыла, страшно, безутешно, ее, трясущуюся, увели, и за стеной Белянка успокаивала ее, кричала Анне, чтобы скорее принесла воды…