Пепел державы

Шло время, и уже к зиме Архип встал на ноги и начал браться за работу. Анна все еще носила траур по Семену, убегала украдкой в соседний дом к Матрене, с которой разделяла общее горе. Михайло, постепенно сдружившийся с семьей Архипа, все еще наведывался, но редко — по службе ему подолгу приходилось стоять на южных окраинах, беречь границы от набегов ногайцев и татар.

Оказалось, родом Михайло из Дорогобужа, что на Смоленщине. Там у отца его имение и небольшая деревня, а Михайло направили служить к Орлу накануне Молодинской битвы. До этого довелось ему повоевать против литовцев лишь однажды, и битва при Молодях была для него, можно сказать, боевым крещением. До назначения на юг был Михайло женат, но супруга в родах скончалась вместе с младенцем, так что служба в дальних от Дорогобужа землях была для него спасением. Выяснилось, что и Аннушка ему приглянулась едва ли не сразу, и однажды, придя к кузнецу, молвил:

— Я хочу дочь вашу в жены взять… Сроднился я с вами, а она мне на сердце ох как легла. Я, ежели надо, сватов пришлю, приятелей своих по полку заставлю свахами быть!

— И когда ты хочешь свадьбу играть? — осторожно вопросил Архип, взглянув поверх головы гостя на застывшую подле печи Белянку. Ведал, что и Анна слушает, притаившись, за стеной (когда приходил Михайло, ее запирали в горнице от греха).

— Скоро мы надолго в рязанские места отправимся, — отвечал, алея, Михайло. — Ежели живой вернусь, то зимою можно и свадьбу…

Он ушел, посеяв смуту в семье Архипа. Анна наотрез отказывалась выходить за него, грозилась уйти в монастырь. Архип и Белянка же, привыкшие к ратнику и благодарные ему за спасение Архипа, решили Анну выдать за него, но потянуть время.

Время шло, и, видать, Анна оттаяла, подросла, и самой ей захотелось быть чьей-то, и манила приятная таинственность близости с мужчиной. Тут и сама не заметила, как начала тосковать по добродушному ратнику, за коим всегда наблюдала во время его приходов через дверную щель. Разом изменилось все, когда стало известно, что крымские татары приходили на Рязанскую землю, но стоявшие там русские полки разбили их и погнали прочь обратно в степь. Сама не своя ходила и думала об одном — жив ли?

И вот, наконец, Михайло прибыл вместе со своими приятелями по службе. Нелепо, едва не прыская от смеха, они сватали Архипу своего друга, стараясь соблюдать все необходимые традиции…

И наконец свадьба…

Наряд Анны весь сверкает серебром и каменьями, переливаются ярко шелк и парча. Белянка суетится подле нее, оправляет ей узкие, шитые жемчугом рукава, толстую темную косу прячет под усыпанный переливающимися каменьями кокошник. Из-под густых черных бровей вспыхивают радостно черные архиповы глаза, когда глядит Анна на себя в очищенное до блеска блюдо. Архип с улыбкой смотрит на нее, чувствует долю ревности и тоски, что отдает замуж единственную дочь. Белянка украдкой утирает платом слезы, сияя, взглядывает на мужа, мол, гляди, какова выросла!

И вот — широкое застолье в доме кузнеца, с песнями, плясками, от множества гостей в горнице не продохнуть. Гремит хор голосов, вздымаются чарки. Молодые, уже обвенчанные в храме, сидят, держат друг друга за руки под столом, выслушивая поздравления от многочисленных гостей.

Множество зевак, коих не пригласили на свадьбу, собралось за оградой. Они стоят на морозе, наблюдают за чужим застольем, стараясь хоть так почувствовать столь редкое в эти тяжкие годы счастье, пущай и не свое. Белянка и Матрена, накинув тулупы, выходят к ним с подносами, выносят мед и пироги, мол, угощайтесь, гуляйте за молодых!

— Спаси Христос! Дай Бог! — хором отвечают зеваки, хватая с подноса угощения.

А в доме тем временем грянули цимбалы — откуда-то и музыканты сыскались! Архипа хлопают по плечам довольные гости с раскрасневшимися рожами:

— Ну, свадьба знатная! Такие только у бояр и бывают!

А Архип сидит, натянуто улыбается, а сам то и дело поглядывает на Аннушку и до сих пор не верит в происходящее. С тоской вспомнил и умершую в тяжком пути из Новгорода в Орел дочку Людмилу, и сгинувшего после новгородского опричного погрома сына Алексашку[5]. Аннушку лишь уберегли, и вот, свадьбу гуляют — радоваться надо! Единственная дочь. Отчего так тоскливо? Архип опрокидывает чарку меда и утирает усы, но хмель его не берет, сколь ни пей.

Пригорюнилась на своем месте и Матрена, сидящая подле своих юных сыновей, плачет, утирает слезы и вновь невольно представляет вместо Михайлы своего сына Семена! Какая была бы свадьба! Белянка уже спешит к ней, почуяв неладное, обнимает ее, а Матрена, утерев слезы, отвечает ей на ухо:

— Да это я от радости! От радости! Илья с Семушкой жизни свои отдали, дабы Аннушка такая красивая в свадебном наряде сидела с женихом! Пусть так! Грех печалиться в такой день! А ближе семьи вашей у нас и нет никого! Будто свою дочь замуж отдаю!

Белянка со слезами на глазах обнимает ее и молвит:

— Ты — вторая мать для моей дочери, знай это! Сколь вы для нас содеяли — вовек не забудем! Спасибо вам. За все спасибо!

А дружный хор голосов тем временем запевал очередную веселую песнь: