Пепел и Дым. Я (не) вернусь

– Подожди. – Отвернулась, как только я поцеловал её в шею. – Егор! Подожди!

– Чего ждать-то?

Всё-таки выпустил. И без того растрёпанный хвост растрепался ещё больше. Мне нравилась эта домашняя небрежность, не говоря уже о потрясающем запахе, стоящем в квартире. Похоже, сегодня она приготовила что-то сладкое.

– У меня подарок, – заявила она, взяв со стола бумажный конверт.

– Что ещё за подарок?

Раскрыв, Линка достала фотографию. Как стало ясно через секунду – две. Протянула мне одну. Вот же! С неделю назад я отдал ей свой старый мобильный. Отказывалась она долго, говорила, что звонить всё равно некому, но в конечном итоге взяла. Звонить ей некому? Да хотя бы мне. Аргумент оказался весомым.

– Я совсем забыл про эту фотографию. Спасибо.

– Одна будет у тебя, вторая у меня. – Лина прижала её к груди. К сердцу.

– Дай сюда!

Я отобрал фотку, хотя Линка и попыталась её выхватить.

– Егор!

– Подожди. – Я нашёл в корзинке на полке ручку. – Давай подпишу.

Лина встала рядом. Посмотрев на неё, я вывел на обратной стороне несколько слов. Она с интересом забрала снимок и, прочитав, цокнула языком. Улыбнулась.

– «Строптивой фанатке от будущей звезды НХЛ», – повторила вслух.

Я протянул ей ручку.

– Тоже что-нибудь напиши.

Лина мотнула головой.

– Я же не звезда. Даже не будущая.

– Звезда. – Я поймал её, поцеловал в уголок губ. – Самая яркая. Моя звезда.

Ангелинка обхватила меня за шею. На губах её появилась мягкая, нежная улыбка. Кончиками пальцев она провела по затылку. Уголок фотографии упёрся в шею и тут же исчез. Разжав руки, Лина взяла ручку. Я встал за её плечом.

– Не подсматривай. – Она отодвинулась и загородила фотографию второй рукой. Прядка волос окончательно выбилась, и, пока Лина писала, покачивалась, задевая кончиком стол. На лице Лины появилась сосредоточенность.

– Ты там что, послание потомкам сочиняешь?

Она глянула на меня. Протянула фотографию.

– Для тебя. Хотя… – Улыбка стала несмелой.

Я взял фото. На обратной стороне аккуратным, чуть размашистым почерком было выведено не послание – всего одна фраза.

Прочитав, я посмотрел на Ангелину.

– И правда для потомков, – голос вдруг сел.

Лина опять улыбнулась. И опять робко.

Я обнял её, посмотрел в глаза.

– Я тоже, Ангел. Всегда.

Глава 9

Бутылку ликёра из бара я взяла, не спрашивая. Сладкий и сливочный, он был совсем не тем, что могло бы помочь заглушить горечь. И всё же я налила немного в низкий, предназначенный для виски бокал. Дымов вышел и вернулся с другим, наполненным ледяными кубиками. Кинул несколько мне в ликёр, в оставшиеся же плеснул виски.

– Мне даже не с кем было выпить за неё, – выговорил, глядя мне в глаза. Приподнял стакан.

– Мне тоже.

Не соприкасаясь стеклом, мы сделали по глотку. Ни один из нас не произнёс пошлостей вроде «пусть земля будет пухом» или «да упокоит Господь её душу». Ликёр напомнил о Майами и звучащем в полутёмном баре классическом роке.

Стакан Дымова опустел куда быстрее моего. Он подлил ещё виски. Расстегнул верхние пуговицы рубашки твёрдым, присущим мужчинам движением. Я пила медленными глотками, глядя на него со спины, и старалась не замечать расставленных на полке снимков. Как ни странно, это было просто.

– Скучаешь по НХЛ?

Он расстегнул рубашку ещё на одну пуговицу. Лица его я не видела, только отражение в стекле.

– Да.

Я подошла ближе. Находиться в этой квартире наедине с Егором было ещё более странно, чем рассматривать снимок из прошлого. Тени так и витали вокруг призраками.

Ведомая непонятным чувством, остановилась на расстоянии вытянутой руки.

– Так зачем было рушить то, к чему ты так долго шёл, Дымов? Ангелом ты пожертвовал ради хоккея. За это я тебя всегда буду презирать. Но для такой самовлюблённой сволочи, как ты, это хотя бы объяснимо. Но ради чего ты пожертвовал хоккеем? НХЛ? Ради пары стаканов? – Я кивнула на тот, что он держал. – Ради удовольствий? Или ты думал, что незаменим? Что тебя будут терпеть, что бы ты ни сделал?

– Не думал, – отрезал он, повернувшись так внезапно, что я интуитивно отступила. Посмотрел в глаза, потом ниже.

По телу прошлась волна: тревожная, обжигающая. Мы были одни в комнате, в его огромной квартире, и то, что я читала в синих глазах, находило отклик. Как я ни пыталась глушить тревогу внутри, она становилась сильнее и сильнее по мере того, как Егор подходил. Медленно, но необратимо сокращая расстояние между нами.

– Я ничего не буду объяснять тебе, Полина, – сказал он тихо, дотронувшись до моего лица, и сразу же обхватил шею сзади.

Я коротко вдохнула. Егор сделал последний, крошечный шаг.

– Ты не поймёшь. Никто в этом чёртовом мире не поймёт.

– А если попробуешь? – получился громкий шёпот.

Он поморщился, отрицательно качнул головой. Я услышала стук, запоздало поняла, что он поставил свой стакан, за ним – мой. Продолжал гладить шею – пальцем по кругу, очень медленно, смотря в глаза. Я не могла ни отойти, ни пошевелиться. Кровь моментально превратилась в горячее вино, заструилась во мне, пьяня тем сильнее, чем глубже я проваливалась в синеву чужих глаз.

– Так не должно быть, – прошептала в ответ на движение его пальцев от шеи к спине.