Пепел и песок

ТИТР: ЗА ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ДО КАТУАР.

– Я не получаю стипендию, – отвечаю.

– Тем более вам это может быть интересно! А почему не получаете?

Требьенов останавливает меня жестом ласкового регулировщика (сам скажу!):

– Одна досадная тройка в сессии, Велимир Велимирович.

– А, понятно… Кстати, можете меня звать просто Мир Мирыч.

Требьенов послушно кивает и тихо поясняет мне:

– Пусть тебя не смущает слово «порнография». Искусство можно делать и здесь. Когда бы вы знали, из какого мусора…

– Не мусора, а сора, – уточняет Велимир Велимирович. Или Мир Мирыч. – Так что же вы скажете?

Что отвечать? Надо отказываться, и очень быстро, пока учитель физики не назвал сумму, которая может оказаться сильнее закона земного притяжения. Мои крошки-сюжеты не могут попасть в грязные руки. И зачем я столько лет страдал? Для чего развивал свой орган полета? Он нежный, он оголенный, чуть тронь, и я буду стонать…

– Мы предлагаем тысячу долларов за сценарий тридцатиминутного фильма.

– Почему именно тридцать минут?

Что ты спрашиваешь? Скажи: «Пшел вон, похотливый физик!» Тысяча долларов! Учитель физики бьет током.

– Больше – будет уже скучно. Все-таки у нас как бы такой особый жанр, – произносит Велимир Велимирович. – Давайте я вам покажу, что мы делаем. У нас есть очень хорошие фильмы. Приходите к нам в Институт тракторостроения.

– Куда?

Требьенов улыбается:

– Они арендуют там помещение. Все равно трактора никто не строит. Там же у них и студия.

Велимир Велимирович вынимает визитку из внутреннего кармана теплого пиджака, кладет передо мной:

– Вот адрес. Давайте завтра в два часа дня. Раньше не получится, я встаю только в 12: снимаем по ночам в основном.

– Приходится держать секретность? – вздыхает Требьенов.

– Да какая секретность, помилуйте! Днем все наши актеры работают и учатся. Ну что, рассчитаемся?

– А вы больше не будете кушать? – ласково осведомляется Требьенов.

– Нет, не буду. У меня своя диета. Не волнуйтесь, я заплачу.

Еще один удар током.

Мир Мирыч зовет официанта, перебирая рукой воздух. Я разглядываю его визитку: она перламутровая, искрится под декабрьским солнцем. Хотя в клубе «Ефимыч» нет никакого солнца. «Трубецкой-Бенуа Велимир Велимирович. Студия «Потемкин».

Официант подходит, прилипает подошвами к деревянному полу и ждет, пока Мир Мирыч достанет из того же теплого кармана таблетку и прикажет:

– Мне стакан воды.

– Без газа, как всегда?

После четырех чашек кофе и суммы тысяча долларов мне тоже очень хочется стакан воды. Два стакана воды.

– Э-ээ… А можно…

Официант не видит меня:

– Что еще, Мир Мирыч?

– Что еще? Ну и, как бы, счет.

Снова Марк:

– А можно…

Официант поворачивает ко мне мраморное лицо. Язамираю. Официант не ждет, уходит вдаль. Скотина! Тварь! Ты будешь плясать под шум моего прибоя! Я залью тебе кипящий перламутр в глотку! Я вернусь!

– Что с тобой? – Требьенов вглядывается в меня.

– А что?

– У тебя такой взгляд…

Мир Мирыч зевает:

– Не высыпаюсь совершенно. А вчера еще был прием в Патриархии.

– Прямо в Патриархии? – Требьенов разводит руки, видимо, изображая распятие.

– Да. Моей жене вручали приз «Тихий ангел» – сам Патриарх. За ее фильм «Свято место».

– Да! – восклицает Требьенов. – Великолепный фильм! Просто великолепный!

– Вы видели? – Мир Мирыч подозревает неладное.

– Конечно! Такое нельзя пропустить. Актеры подобраны идеально!

– Вообще-то он, как бы, документальный…