Пепел и проклятый звездой король (ЛП)

Я поднял голову. Еще одна капля крови сверху капнула мне на лоб и скатилась в правый глаз, окрасив мир в черно-красный цвет. Сквозь него я разглядел окружающие меня руины. Я приземлился на камень и повредил правую сторону своего тела. Мои крылья все еще были распростерты, хотя я мог сразу понять, что правое теперь бесполезно. Та рука тоже отказывалась сотрудничать, когда я пытался дотянуться до своего меча. Я схватил рукоять левой рукой вместо этого, и каждая мышца протестовала против веса.

Я поднял голову.

Там, сквозь руины, Саймон поднимался на ноги. Передняя часть его кожаной одежды была испачкана кровью. Одно из его крыльев было искривлено в самых неподходящих местах, клейкая черная кровь склеивала перья. То, что находилось на его груди, теперь светилось ярче, достаточно ярко, чтобы осветить ночь и подсветить его суровое лицо снизу.

Он раскачивался взад-вперед, держась за голову, и издавал леденящий душу рев, который звучал так, как будто принадлежал какому-то животному.

Затем он выпрямился, и его взгляд переместился на меня.

Я воткнул меч в землю и с его помощью заставил себя подняться на ноги.

Солнце, черт возьми, забери меня.

Мои колени почти подкосились. Почти.

Но я не показал этого. Я просто улыбнулся. Я не понимал, сколько крови было у меня во рту, пока она не потекла по подбородку.

Я все время помнил о двери за моей спиной — двери, на которой остановился взгляд Саймона, прежде чем вернуться ко мне.

Нет, он не мог пройти мимо меня.

Я уже достаточно долго впускал его в свои мысли, в свои страхи. Я и так дал ему слишком много.

На этом все и закончится. Чего бы это ни стоило.

Я поднял меч, заставил дрожащую правую руку присоединиться к левой.

Давай, — сказал я своему телу, когда оно почти застонало в знак протеста. Последний бой. У тебя еще все впереди, старик.

Удивительно, что может сделать образ мыслей.

Потому что, когда Саймон бросился на меня, губы исказились в оскале, неестественная магия вспыхнула вокруг него, как огонь вокруг спички, но я был готов.

Глава

71

Орайя

Передо мной стоял мой отец.

Комната стала тусклой и мрачной, словно окутанной густым туманом. Ничто не казалось реальным, кроме туманного, серого небытия.

Туманное, серое небытие и он.

Винсент снился мне бесчисленное количество раз. Но эта версия его была гораздо реальнее, чем даже самые яркие из них. Мелкие детали его лица поразили меня, вонзив нож в мою грудь — все то, о чем я и не подозревала, что забыла, например, легкую кривизну носа или то, что наклон в его прическе предпочтение отдавалось левой стороне, а не правой. Версия о нем в моем сознании была общей, отшлифованной месяцами отсутствия, даже когда мое горе цеплялось за него.

Я произнесла это, в основном потому, что мне нужно было напомнить себе:

— Ты не настоящий.

Ничего из этого не было реальным.

Винсент грустно улыбнулся мне.

— Ты в этом уверена?

Матерь. Его голос.

— Я реален во всех смыслах, — сказал он.

— Ты — сон. Галлюцинация. Я потеряла много крови и…

— Я оставил здесь, в этой комнате, так много себя. — Винсент поднял глаза, вглядываясь в это место за пределами окутанного тьмой пространства. — Больше, чем я когда-либо собирался отдавать. И все это остается, даже если меня здесь нет. Разве это не реально, маленькая змейка?

Это казалось таким… таким чертовски реальным.

— Я выдумываю тебя, — прошептала я. — Потому что ты тот, кого я хочу видеть.

Он поднял одно плечо в нежном полу-пожимании плечами. Это было таким знакомым движением, что мое дыхание остановилось.

— Возможно, — сказал он. — Имеет ли это значение?

В этот момент мне показалось, что это не так.

Он подошел ближе, и я сделала шаг назад. Он застыл, на его лице отразилась мгновенная боль.

— То, что ты здесь видела, настолько испортило твое представление обо мне? Я хотел подарить этому месту все свои величайшие достижения, свои величайшие амбиции. Вместо этого оно стало памятником всем моим величайшим ошибкам.

В итоге я совершил столько ошибок. Но ты никогда ею не была.

Последние слова Винсента пронеслись в моей голове. Он вздрогнул, как будто тоже услышал их.

— В итоге я совершил столько ошибок, — прошептал он. — Я никогда не хотел, чтобы ты видела эту версию меня.

— Я никогда не хотела видеть тебя таким.

И Богиня, я говорила это серьезно. Иногда я завидовала себе годичной давности, которая знала, не сомневаясь, что отец любит ее. Да, это было единственное, во что прошлая я могла верить, но по крайней мере, это было твердо, непоколебимо.

Потеря доверия к Винсенту была больше, чем потеря доверия к другому человеку. Это сломало что-то внутри меня, разрушило мою способность доверять кому-либо еще.

Боль промелькнула на его лице, появилась и снова исчезла так быстро, что я подумала, что это может быть обман зрения. Мысль о том, что эта его версия может быть плодом моего собственного разума, ускользала все дальше. Если это и была галлюцинация, то настолько совершенная, что она вполне могла быть и реальной.