Пепел и пыль

– Послушай, – сказал я, преодолевая внезапно возникший комок в горле. – Послушай меня внимательно. Иди к врачу, поняла? Завтра сразу иди к врачу. С самого утра. К частнику.

Я достал несколько банкнот и сунул ей в руку. Она, остолбенев, уставилась на меня.

– Ты знаешь… – прошептала она. – Ты это видишь… Откуда?

А потом она сжалась в комок, осела на кафельный пол и расплакалась. Громко и отчаянно, разрывая мне сердце.

– Я думала, ты такой же, как он, – всхлипывала она. – Он говорил, что он режиссер, сукин сын!.. Я хотела тебя заразить! Всех вас хотела заразить! Всех, таких же, как он… дряни… прежде чем умру! Ну, давай, уходи! Я хотела тебя заразить! Оставь меня!

– Не делай этого, – сказал я.

Я ушел, оставив ее сидящей на полу и рыдающей среди рассыпанных банкнот.

Задержавшись возле бара, взял большую стопку водки и, прежде чем проглотить, тщательно прополоскал рот и горло.

Так, на всякий случай.

Выйдя из клуба, двинулся куда глаза глядят, сунув руки в карманы. Едва я прошел несколько метров, запищал телефон.

«Четыре пропущенных звонка. У вас новое сообщение в голосовой почте».

Ничего удивительного – там даже собственных мыслей было не слышно.

Голос молодой и казался знакомым, но я не мог сопоставить его ни с кем конкретным. Он говорил шипящим, конфиденциальным шепотом, будто прикрывая рот рукой.

«Нам нужно встретиться, – шипел он. – Я знаю, что вы что-то знаете. Речь идет о смерти Михала. Я брат Альберт, это я показал вам его келью. Перезвоните мне завтра, договоримся о встрече в городе. Вы говорили, чтобы я остерегался терний. Нам нужно встретиться. Это очень важно».

Снова тернии.

Я записал в контактах номер, с которого он звонил, как «второй монах».

А потом отправился пешком домой, все еще слыша в ушах рыдания незнакомой умирающей девушки, которая уже была моей и которая едва меня не убила. Моя тифозная дама. Я чувствовал себя крайне паршиво.

Пепел и пыль, подумал я. По эту сторону или по ту – везде одно и то же. Пепел и пыль.

Бросив окурок на тротуар, яростно растер его ботинком.

Я шел.

И там, где я проходил, один за другим гасли фонари.

Глава 3

Я договорился встретиться с монахом в баре. Позвонил ему сразу, как только проснулся, желая быть уверенным, что он не станет вытаскивать меня из ванны. Он отреагировал странно, болтая какие-то глупости, явно на бегу, а потом где-то спрятался и снова начал шептать в трубку.

Кстати, я не предполагал, что у монахов есть мобильные телефоны.

Бар в первой половине дня – странное место, почти пустое и слегка сонное, так что сидящий там человек, если он не в отпуске, начинает чувствовать себя прогульщиком. У стоявшей за стойкой девушки был стеклянный взгляд, а немногочисленные посетители поспешно пили кофе, показывая друг другу упакованные в пластиковые папки бумаги. Какая-то пара офисных влюбленных пряталась в углу, отчаянно ласкаясь, будто их в ближайшую минуту разлучит война. Мужику было далеко за пятьдесят, а женщине – самое большее около тридцати, но, похоже, они в самом деле любят друг друга.

Я сидел в укромном уголке у окна и ждал. Передо мной стояли две чашки из-под выпитого эспрессо, стакан сока, блюдце с остатками пирожного; две закрепленные на деревянных вешалках газеты, успевшие вызвать у меня основательное раздражение и ощущение, будто я оказался на недружественной планете; открытая пачка табака и пакетик папиросной бумаги. Взглянув на беспорядок на столике, я решил, что так выглядит стол человека, который ждет поезда и коротает время в кафе, или кого-то, кого только что выставили пинком под зад.

Монах опаздывал на сорок минут. Может, в монастыре время течет иначе, но у меня были дела во второй половине дня.

Я посмотрел на осыпаемую мелкой моросью улицу, взглянул на молчащий телефон.

Терпеть не могу ждать. Если бы я сам решил сорваться с утра, чтобы провести пару часов в кафе за газетой и кофе, – ладно. Но в данной ситуации я не чувствовал ничего, кроме раздражения.

Докурив самокрутку, я достал мобильник, набрал «второго монаха» и приготовился к суровой отповеди. Как бывает в таких случаях, я достучался лишь до голосовой почты. Бросив сухое «жду», я сидел и ждал.

Мне действительно хотелось услышать то, что он намеревался сообщить. Когда ждешь, теряешь контроль над ситуацией. Инициатива принадлежит другому, а ты сам оказываешься в роли пассивного наблюдателя.

Десять минут спустя я сидел за рулем моего «самурая» и, ругаясь под нос, ехал по блестящей от дождя дороге в Брушницу. Нужно выяснить, в чем дело. Он хотел что-то рассказать о смерти Михала, и я намеревался из него это вытянуть, даже если бы мне пришлось намотать монашеское мужское достоинство на барабан лебедки.

На этот раз я не встретил похоронную процессию, что счел добрым знаком. Взяв из багажника зонтик, нашел узкую мощеную улочку на задах собора.

Тротуар и кусок проезжей части перед калиткой монастыря перекрывала припаркованная наискось полицейская «Шкода Фабия» и пересекающая улочку поперек бело-красная нейлоновая лента. Бронированная дверь в стене распахнута настежь.