Я шел по коридору, словно по неоновой оранжерее, ошеломленно озираясь вокруг. В чем-то это выглядело даже красиво, отдавая простой идиллической красотой новогодней елки. Кое-где цветы выглядели угрожающе, ощетинившиеся шипами, с хищными бутонами, как у ядовитых или насекомоядных растений, а кое-где они безвкусно сияли всеми цветами радуги, словно на индийской открытке. Порой они казались мясистыми и развратными, похожими на блестящие от слизи орхидеи. Я продирался сквозь них как сквозь джунгли, пытаясь найти уходящий в сторону коридор.
Я миновал дверь, из-за которой пульсирующим кольцом выползали целые волны маленьких, роящихся будто черви мыслеформ. Ничего хорошего это не предвещало. Видимо, за этой дверью обитал неприятный субъект, преследуемый навязчивой идеей, и его мысли расползались по стенам, исчезая в светящейся разноцветной чаще.
Найдя нужный коридор, я начал подниматься по винтовой лестнице, уходящей к вершине башни надо мной. Подобные лестницы часто рисуют шизофреники. Ступени скрипели под моими ногами, вокруг виднелись угловатые строительные балки. Я осторожно переставлял ноги, заглядывая за каждый поворот и не выпуская из рук приподнятый обрез.
Я миновал площадку для звонаря со свисающими над ней канатами, каждый толщиной с мою руку. Вверху маячили несколько колоколов, закрепленных на перекрещивающихся балках. Выше послышалось нечто вроде рыданий и осторожные шаги. Снова лестница. Я уже поднялся на вершину башни, где в квадратном отверстии посреди площадки под куполом виднелась большая блестящая туша колокола.
Окно было открыто, и оттуда дул холодный нестерпимый ветер.
Снова раздались рыдания.
Они доносились из-за окна, с крыши башни. Переведя дыхание, я спрятал обрез в кобуру, вздохнул и перелез через высокий парапет, протиснувшись через узкое, остроконечное, словно пуля, окошко.
Мне хотелось бы, чтобы все было как в «Матрице» – «секрет в том, что нет никакой ложки». Мне хотелось бы, чтобы земля приняла меня мягко, не причинив вреда. Но, во-первых, это не проверить, а, во-вторых, здесь я достаточно часто оказывался основательно побитым. Нет, я не просыпался, истекая кровью из ран, появившихся, пока пребывал вне тела. Я просыпался просто больным. Более серьезные раны в итоге привели к повреждению печени, в другой раз – к язве желудка. Когда-то мне снова казалось, будто я заработал стенокардию. Все болезни со временем отступали, но этого вполне хватило, чтобы я проникся уважением к Междумирью и его законам.
Я выбрался на готическую крышу. Там располагается множество элементов, почти невидимых снизу. Видна только ажурная конструкция. Крыша покрыта разнообразными замысловатыми орнаментами, из которых одни имеют конструктивное значение, другие – нет, но в любом случае есть за что схватиться. Шпили, пинакли, контрфорсы, краббы. Готические крыши весьма удобны, а неоготические – тем более.
Я увидел его. Он осторожно полз по наклонной черепице, таща за собой веревку. Одетый в свободную, явно слишком большую для него рясу, цеплялся за что попало, будто коричневый осьминог. Учитывая, что он со вчерашнего дня был мертв, а сейчас намеревался повеситься в очередной раз, – чрезмерная осторожность.
Я вспомнил, что он страдал страхом высоты. Кое-что остается неизменным. И лишь благодаря этому я успел.
Спустившись на карниз, прошел мимо монаха и сел на замысловатый каменный контрфорс, к которому он кропотливо привязывал веревку. Казалось, я превратился в одну из горгулий, во множестве населявших крышу.
Высота не производит на меня особого впечатления. С детства. Пройти по положенному между высотными зданиями рельсу для меня так же легко, как пройти по тому же рельсу, лежащему на земле. Если я могу сидеть на спинке скамейки, не теряя равновесия, почему бы не сидеть так же на перилах моста или балкона? Ведь это одно и то же. В другие времена я мог бы без страховки строить небоскребы.
По эту сторону он выглядел двенадцатилетним мальчишкой. Именно потому и утопал в рясе, будто завернувшись в конскую попону. Из-под обширного, словно палатка, капюшона торчала маленькая, обритая почти под ноль голова, а миниатюрные детские ручонки пытались привязать веревку.
– Зачем ты это делаешь? – спросил я. Он тупо уставился на меня, и я сразу понял, что он угодил в порочный круг. Обратная связь. До него не доходило, что происходит, он просто постоянно повторял попытку. Может, на этот раз удастся.
– Им до меня не добраться, – пробормотал он. – За мной идут, но им до меня не добраться.
– Кто за тобой идет?
– Плакальщики… Они идут за мной! Они добрались до Михала, но до меня не доберутся!
– Ведь ты уже умер. Повесился. Тебе незачем это делать. Ты же понимаешь, что это не выход. – Сцена из фильма: несостоявшийся самоубийца и полицейский. Не хватало пожарных внизу и спасательной подушки. – Перестань. Посмотри на меня. Ты совершил ошибку. Страшную ошибку. Но тебе незачем ее повторять.
– Нет… не могу… Они идут за мной.
– Я дам тебе защиту. И могу забрать отсюда.