Пепел и пыль

Окна были полностью занавешены тяжелыми потрепанными шторами, стояло несколько столиков и фортепиано. У стены сидел худой джентльмен в высоких сапогах и костюме песочного цвета, уставившись на лежащую перед ним на тарелке свиную ножку и рюмку водки. За другим столиком – какая-то женщина, выпрямившись будто на гравюре девятнадцатого века. На ней было черное бархатное платье, кружевные перчатки и шляпка с вуалью, а на коленях – пяльцы с натянутым полотном, где она что-то вышивала монотонными как машина движениями. Оба молчали.

Я подумал, что мне не помешал бы глоток «здоровья Стефана как-его-там», но особого желания не испытывал. Хоть это и помогало, в том было нечто дурное, будто я превращался в вампира. К тому же продавалось оно по другую сторону площади. За индульгенции.

Впрочем, действовало оно все равно недолго.

Появился хозяин, скрипя и блестя своим медицинским нутром, и я заказал чай с пирожным. Я перешел на сторону дуриков. Мог сидеть, делая вид, что пью чай и ем пирожное. Будто остановился в гостинице и убиваю время в ресторане. Либо это, либо заплесневелая нора наверху. Плащ я положил рядом на стул, прикрыв обрез.

Нужно возвращаться, но я опасался, что не успею до сумерек на станцию. Поезд мог больше не прийти. И, собственно, куда мне возвращаться?

К тому же билет я отдал.

Я осторожно выглянул из-за шторы. На тесной захолустной улочке, похоже, стало еще темнее.

* * *

Они пришли под утро. Не знаю, что меня сморило – сон, некая летаргия или смерть. Темное, лишенное запаха и глубокое, оно свалилось на меня после многих часов сидения в пустом номере, пока я тупо разглядывал собственные руки и вслушивался в треск, скрип и стук за дверью.

Я снова разваливался на части, тонул в обрывках беспамятства. Видел, как просвечивают сквозь кожу кости. Казалось, у меня выпадают волосы.

Все это внезапно взорвалось грохотом, резким светом, топотом подкованных сапог, в одно мгновение обрушившись на мою бедную голову вместе с вонючим шершавым мешком, который завязали вокруг шеи.

Я успел лишь раз пнуть ногой и раз выстрелить вслепую. Потом не было ничего – только боль. Я дергался и вопил, ощущая со всех сторон сокрушительные удары, каждый из которых вызывал ощущение, что меня бьют стальными прутьями. Потом не осталось ничего, только одеревеневшее море боли и крови, одна большая раздувшаяся опухоль, в которой я тонул, уже почти ничего не ощущая и не слыша.

Я почувствовал, как меня волокут по лестнице, услышал хлопок дверцы и оказался в грохочущей разболтанным двигателем душной тесноте. Все казалось далеким, будто бредовые видения.

Реальным было лишь вздымающееся волнами море боли, в котором я тонул.

Мешок сорвали с моей головы в каком-то грязном подвале из голого кирпича, перед металлической дверью. Попытавшись оглядеться, я тут же получил в морду – солидно, профессионально, так что у меня мгновенно взорвалась в голове вся Вселенная. Я подумал, что наверняка уже настолько опух, что хватило бы пощечины разгневанной девочки-подростка.

Я успел осознать, что меня окружают создания из скрипучей черной кожи, резины и железа. Мне удалось разглядеть лишь длинные плащи и белые, похожие на венецианские маски лица. Я вдруг понял, что меня бьет такая дрожь, какой я не ощущал ни разу в жизни.

А потом открылась старая тяжелая дверь из окрашенной в зеленый цвет стали, и меня втолкнули внутрь.

За спиной раздался стальной грохот, и я услышал скрежет засовов.

Помещение было маленькое, квадратное, без окон; стены до половины и пол выкрашены коричневой масляной краской. Передо мной стоял старый потертый письменный стол со светящим мне в лицо прожектором. Я видел лишь сплетенные на крышке стола руки и концы кожаных рукавов. Казалось, на их обладателе надеты замысловатые перчатки, но на самом деле его руки были обшиты скрепленными заклепками кусками жести. Я смотрел, как он медленно открывает затасканную коричневую папку, как осторожно перекладывает исписанные от руки листы бумаги.

Я стоял, пытаясь унять дрожь, но ничего не мог с собой поделать.

Физиология.

Сидевший за столом закончил переворачивать страницы, после чего взял из жестяной кружки карандаш и начал вертеть его в руках. Рядом на блюдце стоял стакан с чаем в стальном подстаканнике. И наполовину полная пепельница из отпиленной донной части гильзы от снаряда.

Царила тишина. Руки исчезли со стола, послышался шелест бумаги, затем тарахтение спичечного коробка. Раздался треск, вздох, и в ослепительном кругу света закружилось облако голубого дыма.

– Фамилия, имя, имя отца, – сухо и официально пролаял голос из-за лампы.

Мой рот был полон крови. Я сглотнул ее, хотя всерьез подумывал сплюнуть на пол, но отказался от этой мысли. К чему спешить? Я в худшем месте во Вселенной. Если такое можно встретить по ту сторону, никакой ад не способен придумать ничего лучше.

– Посадить его!

Из мрака за моей спиной выросли кожано-стальные лапы, схватив меня будто клещами. Стоявший посреди комнаты деревянный табурет пинком перевернули вверх ногами, и меня охватила ярость.