– Правильно остановил. – Майор Горяинов, уже ознакомившись с официальной бумагой, вертел ее в руках.
– Нет, ну, когда свидетель дает показания против сотрудника органов... – Капитан заткнулся, поскольку урной у их лавочки заинтересовалась старушка. Не обнаружив в урне пустых пивных бутылок, старушка осмотрела двух мужиков с большим недоумением и отчалила.
– Ты обязан самостоятельное ведение следствия прекратить и передать материал в органы внутреннего контроля, – самым скучным тоном закончил майор.
– Ваши обещания московской синекуры далеко. А здесь, если я попру поперек инструкции, как бы вообще меня самого из органов не поперли. Ваши обещания – далеко и устно, а мои у этой цепкой грымзы на бумаге! – Иннокентий вдруг поймал себя на том, что торгуется точно как оставленная в двадцать четвертой квартире дама.
– Не суетись под клиентом! Сделаем так. Сейчас ты возвращаешься в свой кабинет и беззамедлительно свой протокол – держи – по начальству пустишь. А остальные показания я тем временем сам с гражданки Курило сниму. Тихо сиди, не пугай воробьев. Сниму, как положено, типа сам на нее вышел, и далее свою бумагу заряжу по своим каналам. Так вернее будет, да и мне к расследованию обязательно причастным оказаться надо. Типа я пришел к толстухе и, узнав, что меня опередил некий капитан Вернидуб, принял решение в интересах следствия отстранить капитана от дела, поскольку тот имеет приятельские отношения с подозреваемым. Все, не мандражируй, Москва за нами.
Рядом со скамейкой спикировал голубь. За ним еще несколько. Походив вокруг скамейки и жалобно покурлыкав, стая поняла, что птицам тут ничего не обломится.
Звонок был долгий и требовательный.
– Кто там?
– Гражданка Курило Маргарита Антоновна, откройте, пожалуйста, я из милиции.
– Покажите в глазок удостоверение! – Гражданке Курило показали удостоверение.
– А?.. – сказала она, открыв дверь, но на цепочку.
– Капитан не смог лично. Плохи дела с капитаном. С диабетом "Г" не шутят. Приступ, срочно госпитализирован. Ввиду важности дела попросил меня закончить оформление показаний.
– Действительно, диабет? – расчувствовалась Маргарита Антоновна, пропуская гостя в квартиру. Она себя корила, что не поверила такому хорошему человеку, а он ведь обещал с обменом уладить.
– Все его обещания остаются в силе, – отчеканил гость на пороге и сам закрыл за собой дверь. – Я даже прихватил печать, чтобы завизировать подписанную им бумагу.
– Тапочки... – пискнула хозяйка.
Гость вроде бы не расслышал, уверенно двинулся на кухню, доставая калабаху из кармана. Это была обычная деревянная печать с резиновой пришлепкой, завернутая в полиэтилен и оставившая на прозрачной пленке богатые чернильные пятна. Печать была заслуженная и стимулировала доверие. Маргарита Антоновна метнулась в комнату за бумагой; поскольку успела перепрятать, прошли какие-то секунды – подвинуть стул, забраться на него, вынуть расписку из шкатулки на шкафу. Когда дама вернулась на кухню, гость уже освоился. Но не присел на табурет, а почему-то оставался на ногах.
– Из какой чашки пил капитан "! Не молчать!!! – стал он вдруг напирать на даму.
Маргарита Антоновна крепко перебздела и совсем в другом свете увидела два милицейских визита.
– Вы думаете, это я его отравила"! – Грудь гражданки Курило стала вздыматься в ритме оскорбленной невинности.
– Не молчать! Где его чашка?! Что он ел?
– Только печенье.
– Это?
– Это! – Маргарита Антоновна двинула к гостю блюдце, почти швырнула, будто партизанка фашисту гранату. Потом, передумав, дернула блюдце назад и демонстративно бросила в рот печенюшку, как профессор Плейшнер ампулу с цианидом. Хрусь!
– Теперь успокаиваемся. И показываем мне чашку, из которой пил капитан.
– Одна из... – На глазах прибавившая в возрасте годков десяток дама ткнула пальцем в полку, на которой сверкали вымытые чашки.
– Успели уничтожить следы?! Впрочем, вы вне подозрений. Он пил чай с сахаром?
– Четыре ложки! – пожаловалась по бедности бережливая Маргарита Антоновна.
– Где сахарница?
Маргарита Антоновна наклонилась к дверце буфета, и тут ее горло захлестнул витой шнурок. Ногти обреченной дамочки пропахали по полировке буфета бороздки, куда-то в сторону отлетел отфутболенный убийцей, чтоб не мешал, табурет, Маргарита Антоновна тяжело рухнула на колени, глаза полезли из орбит, как лишенные проволоки пробки на откупориваемых бутылках шампанского. Старуха перед смертью что-то прошипела. Скорее всего желала похожего конца и убийце.
А через какой-нибудь час с хвостиком капитан Вернидуб и майор Горяинов снова встретились в парке. С той лишь разницей, что теперь вызвал безотлагательным звонком капитана майор.
– А почему опять здесь? – еще не подойдя к занятой Горяиновым лавочке, начал возмущаться капитан.
– Ты не сучь ножками, ты толком скажи, начальству уже доложился?
– Как договорились. – Капитан остановился рядом с лавкой.
– Да ты сядь, не маячь.
Капитан покорно сел, аккуратно поддернув брючины.
– А теперь внимательно слушай. Привет тебе от Маргариты Антоновны. ПОКОЙНОЙ.