Каким же он был красивым! Неяркий свет лампы играл на его коже, оттеняя шрамы, которые Райн успел получить за долгие, достойно прожитые годы. Свет отражался в его ржаво-красные глазах, переполненных желанием. Он смотрел только на меня. Остальной мир перестал для него существовать.
И опять Райн видел во мне больше, чем хотелось бы. Видел меня такой, какая я есть на самом деле.
Вдруг я почувствовала себя до противного голой, хотя голым-то как раз был Райн, а большую часть моего тела прикрывало изодранное платье. Фасад, выстроенный моими играми, рухнул. Последние остатки гнева с шипением погасли, словно фитиль догоревшей свечи.
Я моргнула и ощутила, как по щеке скатилась слезинка. Райн сел рядом и вытер ее.
– Ненавижу тебя, – выдавила я.
Но мои слова не прозвучали предостережением. Они были вялыми, грустными и пустыми.
Я не сказала: «Я тебя ненавижу потому, что ты убил моего отца».
Получалось: «Я тебя ненавижу, поскольку позволила тебе сделать мне больно».
«Я тебя ненавижу потому, что скучала по тебе».
«Я тебя ненавижу потому… что нет во мне никакой ненависти».
В глазах Райна не было ни боли, ни гнева. Только нежное, любящее понимание. Мне было ненавистно, когда он так на меня смотрел.
А может, я испытывала к этому такую же ненависть, как и к нему. То есть никакой.
Райн поцеловал меня в лоб.
– Знаю, принцесса. Знаю, что ненавидишь.
Его губы коснулись моей переносицы. Я закрыла глаза, ставшие мокрыми от слез.
– Ты стерла меня в пыль, – пробормотал Райн. – И я тоже ненавидел каждое мгновение этого.
От его правды у меня стало невыносимо тяжело в груди. Я помнила эти интонации. Таким же голосом он произносил свадебные клятвы.
Я открыла глаза и поймала его пристальный взгляд. Из-за игры света и теней глаза Райна казались мозаичными, состоящими из множества оттенков, и это делало их завораживающе прекрасными.
– Позволь тебя поцеловать, – прошептал он.
Он все еще меня умолял.
– Да, – тихо ответила я.
На его губах оставался слабый вкус моего наслаждения, но еще отчетливее – его собственный: чужой и знакомый, сладостный и горький. Этот поцелуй не был похож на нашу недавнюю стычку. Извинение, мольба, приветствие, прощание, миллион слов… все уместилось в несколько бесконечных секунд, когда время перестало для нас существовать.
«Я тебя ненавижу, – думала я под каждое движение его языка и каждое нежное извинение, срывавшееся с его губ. – Я тебя ненавижу. Ненавижу».
С каждым поцелуем я вдыхала эти слова в него, хотя и прижимала его к себе и позволяла его телу прижиматься к моему.
Губы Райна спустились ниже, миновав мой подбородок и достигнув шеи. Там они ненадолго задержались над двумя парами шрамов, после чего двинулись к моему плечу. И только тогда он приподнялся, теребя пальцами лямку моего платья.
– Позволь мне тебя увидеть, – хрипло попросил он. – Пожалуйста.
Он снял обе лямки с моих плеч. Слои шелка опадали, а Райн целовал мое тело, открывавшееся его губам. Плечи, грудь, талию, бедра. Окончательно сняв с меня истрепанное платье, Райн бросил его на пол и остановил взгляд на моем нагом теле, распростертом перед ним.
В комнате не было холодно, однако вся моя кожа покрылась пупырышками.
Он грубо усмехнулся.
– Что? – не поняла я.
– У меня просто…
Он снова припал губами к моей острой груди, отчего у меня перехватило дыхание.
– Просто нет слов, – прошептал он, и его губы проделали зигзагообразный путь наверх и соединились с моими. – Ты не вмещаешься в слова.
Преувеличение, конечно. И хорошо, что у него не было слов, поскольку те, что толклись внутри меня, не отличались ни связностью, ни смыслом.
– Вот и хорошо, – сказала я и поцеловала его.
Наши тела снова сплелись. Я ощутила ногой возбуждение Райна, и бедра слегка раздвинулись. Руки Райна, странствовавшие по моему телу, становились все беспокойнее, словно хотели обхватить меня везде и сразу.
Матерь милосердная, я хотела его. Мое желание было таким же открытым, как и тело, с которого он снял платье. И таким же беззащитным, если это слово применимо к желанию.
С моих губ сорвался легкий стон, и сейчас же к ним прижались губы Райна.
– Чего ты хочешь, принцесса?
Казалось, для него нет заботы важнее, чем дать мне желаемое.
Знал бы он, сколько ответов на этот вопрос крутилось в моей голове.
«Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Чтобы любил до тех пор, пока я не позабуду собственное имя. Хочу видеть то же, что видел ты, когда смотрел на меня, забывшую обо всем. Только теперь забывшим будешь ты. Я хочу тебя».
Но вслух я произнесла совсем другое:
– Я хочу твоей крови.
Глава сорок пятая
Поначалу я решил, что ослышался. Но нет.
«Я хочу твоей крови».
Именно эти слова сорвались с ее прекрасных губ. Несколько недель назад эти же прекрасные губы окрасились моей кровью, выдавленной из большого пальца. С тех пор я мечтал об этих губах в полумраке плотно зашторенных окон и рука сама скользила в брюки.