Моя правая ладонь все еще прижата к камню, и кровь капает через край. Но левой рукой я тянусь к ее лицу, стираю черные пятнышки. За пальцем тянется черная полоска.
Ее кожа невероятно теплая.
А рот еще теплее.
Я попятилась, схватившись за окровавленную ладонь. Воспоминания Винсента перепутались с моими. Материнское лицо (подумать только – лицо моей матери!) отчетливо запечатлелось в памяти. Стоит закрыть глаза, и оно всплывает.
Ошарашенная увиденным, я не сразу ощутила, как задрожал пол под ногами. Только когда послышался каменный скрежет, я отогнала остатки воспоминаний Винсента и увидела, что круглая стена медленно опускается. Вскоре узоры заклинаний на полу и те, что были на верхнем торце стены, идеально совпали. Все они мерцали слабым красным светом. На узорах торца еще оставались следы моей крови.
Я поняла смысл увиденного.
Два барьера вокруг колонны и сама колонна были замком.
Каждая стена представляла собой слой, уровень, как втулки внутри хитроумного замка. Колонна в центре исполняла роль ключа, который требовалось повернуть.
Я судорожно набрала воздуха в легкие и, выдохнув, осторожно подошла ко второму каменному кольцу. Магия в зале становилась все ощутимее и пагубнее, чем несколько минут назад. Внутри головы стучали молоточки. Желудок угрожал исторгнуть содержимое. Руки и ноги дрожали.
Но все неприятные ощущения перекрывала мысль о Райне, ведущем смертельный поединок с Симоном.
У меня не было времени робеть и колебаться.
Преодолев себя, я вплотную приблизилась к черному кольцу.
На этот раз я решительно вскрыла рану на руке и приложила кровоточащую ладонь к торцу.
Моя рука уже кровоточит.
Гнев. Безудержный гнев. Снаружи сильный дождь. Такие ливни изредка проносятся над пустыней. Капельки дождевой воды падают с моих волос на узоры заклинаний. Не так давно она сотворила последние, и струйки воды, смешиваясь с кровью, уносят частички пыли, становясь черными.
Я ненавижу их.
Я ненавижу ее.
Мне нельзя было приходить сюда в таком состоянии. Слишком значимое место, чтобы оставлять тут подобные знаки. Я создавал его, рассчитывая, что оно сделает меня могущественным, а вместо этого оно превращается в памятник моей слабости. Но этой ночью я должен был сюда прийти. Требовалось убедиться, что она не предала меня: ведь своим последним поступком она выказала такое пренебрежение. И еще требовалось убедиться, что у меня хватит сил завершить начатое совместно.
Неужели она всерьез думала, что это может закончиться здесь?
Неужели верила, что ее уход меня остановит?
Она называла меня жадным до власти. Я называл ее слабой. Какое право она имела так говорить со мной? Она родилась и выросла в нищете. Я дал ей все.
Я был готов дать ей вечность.
Я был готов дать ей все на свете, а она, заглянув в мои глаза, плюнула мне в лицо.
Знала ли она, сколько женщин отдали бы все, что угодно, ради такой возможности? Сколько людей убили бы кого угодно за право войти в вампирскую королевскую семью?
Неужели она думала, что я не почую в ее чреве моего ребенка?
Моего ребенка?
Угрозу. Не просто угрозу, а угрозу смертельную. Сколько королей погибло от рук собственных детей?
Если бы она осталась, если бы послушала меня…
Мы смогли бы найти решение.