Пепел на ветру

На подъезде я заметила Михалыча, который ехал на своем мерине к нам. Остановились, я приоткрыла окно, поздоровалась и представила мужчин старому хавшику. Самое интересное, что, обменявшись внимательными взглядами, Кирилл и Михалыч скупо улыбнулись друг другу. Павел тоже, но его улыбка как-то привычнее, чем едва заметная, хоть и искренняя улыбка Кира.

Во двор мы заехали все вместе. Руслан, закрыв за нами ворота, встретил хавшика вопросом с добродушной миной на лице:

– Так это и есть тот самый демаро, который самый лучший и который, бедняга, только и делает, что вставляет мозги нашей Кире и лечит ее расшатанные нервы…

Я покраснела, разозлившись, но уже скоро хохотала вместе со всеми. Михалыч, посмеиваясь, потрепал меня по плечу серой шелушащейся рукой и ответил:

– Наша Кирочка сама кому хочешь мозги вправить может, просто все эти события ее немного дезориентировали. Эта девочка в подобных обстоятельствах ведет себя так, как некоторые мужики не способны. Молодчинка она!

Чувствовалось, что ему очень приятно было слышать добрые слова и видеть наше с Лизой к нему отношение.

Так, переговариваясь, мы толпой пошли в дом. Дети, решившие погулять во дворе, остались снаружи. Скорее всего, Олежек захотел обследовать свои новые владения. А нам было проще в их отсутствие сообщить Лиде о смерти ее родителей.

Похороны откладывать не стали. Оставили детей дома, доверили Олегу накрыть на стол, чтобы потом немного посидеть, поминая усопших, а сами отправились на кладбище.

Было грустно и горько вновь стоять на холодном ветру и смотреть, как Павел и Руслан закидывают землей импровизированный и наскоро сколоченный гроб – один на двоих. Михалыч спел поминальную песню, Лида произнесла проникновенную речь, в конце расплакавшись на груди мужа, а я стояла, молча и привычно страдая от холода не столько снаружи, сколько внутри. Весь этот год, с прошлого декабря, прошел под знаком смерти, боли, страха и одиночества. Эх, и прижаться не к кому… хоть и хочется.

Вдруг послышался едва слышный скрип снега под подошвой внушительного ботинка. В следующее мгновение сильные руки обняли мои плечи и прижали к большому телу. Приподняв лицо, встретилась взглядами с Кириллом, который с сочувствием смотрел на меня. Не знаю, что заставило тихонько спросить, но язык уже не слушался:

– Они одновременно умерли… твои жена и сын?

Голубые глаза заледенели, а его тело стало деревянным, но голос звучал ровно:

– Один за другим, но она не была моей женой, мы познакомились в баре и оба искали лишь секса. Потом встретились еще пару раз, а через месяц она сообщила, что беременна от меня. Честно, я не поверил, все же я контролировал… хм-м, процесс, но согласился содержать ее и признать ребенка своим… если это окажется правдой. – Мужчина ненадолго замолчал, вернувшись мыслями в прошлое. – Ник был моим сыном – она не обманула. С первых дней его рождения она отстранилась от нас обоих, ограничившись требованием алиментов, так сказать, компенсации за невмешательство… А зная ее неприятный для длительного и тесного общения характер, я был даже рад платить, чтобы никогда ее не видеть.

– Разве ты не мог подать в суд на… – удивленно прервала его.

– Мог, – теперь меня прервал он, поморщившись от воспоминаний, – но это мой сын, а она хоть какое-то отношение, но имела к нему. Да и она из той категории женщин, что не гнушались ничем. Я возглавлял специальный отряд антитеррора по ликвидации особо опасных преступников. В моем положении светиться было крайне нежелательно, да и она особа была публичная. Короче, оказалось проще ей платить.

– Значит… э-э-э… ты… вы не любили друг друга? – сейчас и здесь все вопросы казались уместными.

Кирилл наклонил голову, чтобы лучше видеть мое лицо, теснее прижал меня к себе, дополнительно укрывая полами своей куртки, и только после этого тихо ответил:

– Нет, волчонок, не любил, и она тоже. Я любил сына, а она – мои деньги. А сейчас у меня нет ни того, ни другого.

И я почувствовала, интуитивно поняла, за этой скупой фразой было огромное горе, утрата, боль и тоска не меньше моих. Нахмурилась, а потом убежденно сказала, пристально глядя на него:

– Кирилл, посмотри на ребят. Сейчас Лида в горе, плачет, но Павел рядом, и ее жизнь продолжается. Я думала, умру от боли, когда год назад потеряла маму с папой, они самое дорогое, что у меня было. Душа болела за Саву. Хотя мы и разошлись уже к моменту его смерти, но он по-прежнему был близким человеком, а потом один за другим стали уходить друзья, знакомые… Прежний мир развалился. А сейчас у меня есть Лиза, Федор, Михалыч, и моя жизнь продолжается. Все придет в норму, я уверена.

Кирилл наклонился еще ниже и шепнул, чуть сдвинув края шапки и согревая своим дыханием мое замерзающее ухо:

– А нас ты не посчитала… своими. – Я почувствовала тепло от его слов и неуверенную надежду и так же тихо ответила:

– А с вами пока все туманно и непонятно.

Мужчина выгнул бровь и уже хотел что-то сказать, но тут мы оба заметили, как Павел уговаривает Лиду уйти с кладбища, беспокоясь о ее самочувствии и здоровье.