Пепел на ветру

Все расселись по машинам и тронулись в обратную дорогу. Хавшик решил остаться с нами на поминки, которые прошли в спокойных разговорах. Михалыч тихонечко, ненавязчиво пытался выяснить всю подноготную моих гостей.

– Не обижайся, Руслан, но ты очень неоднозначный товарищ в этой компании. Чувствуется, ты многое повидал, а главное, попробовал… – Старик с хитроватым прищуром обратился к Руслану, явно подбивая на разговор.

Тот с понятливой улыбкой ответил:

– Прав ты, Михалыч, но я исправился. Я сирота, помотала меня жизнь по детским домам, с разными людьми пришлось столкнуться. И с плохими, и с хорошими. Был даже момент, когда я в тюрьме оказался, но слава Триединому, ненадолго, и этот опыт стал знаковым в моей дальнейшей жизни. В юности мошенничал даже, но пару лет назад нашел работу у друга в автомобильной мастерской и решил все изменить. Вот так к тридцати годам я нашел занятие по нутру, но, как видите, судьба сама решила все за меня…

Михалыч пожевал губу, привычно обдумывая, потом выдал:

– Знаешь, дружок, это хорошо, что ты сам пришел к мысли о нормальной жизни и о совести вспомнил, а не вынудил кто-то. Вот в награду тебе судьба таких спутников и подарила…

– Вы правда так считаете, Михалыч?

Хавшик приподнял белесую бровь, морща чешуйчатый лоб, а потом, твердо кивнув головой, сказал, как отрезал:

– Правда! Я уверен в этом. – Потом очень заинтересованно продолжил. – Так, значит, ты у нас по технике мастером будешь?

– А что, возьмете? – теперь Руслан выгнул темные брови, весело блеснув глазами.

– Ну почему бы не взять?! Парень ты, как я погляжу, видный, не дурак и вроде с совестью уже в ладах, такие нам пригодятся. Я вон все Кирочку нашу уговариваю замужней женщиной стать…

Руслан хохотнул, бросив на меня многозначительный взгляд. Я уже не просто смущалась, а нервничала. Надоели мне все эти хороводы вокруг.

Хавшик, не получив ожидаемого ответа, нахмурился слегка, похоже, немного разочаровался из-за отсутствия энтузиазма у меня и активной деятельности по моему охмурению у Руслана. Перевел взгляд своих глубоко посаженных черных глаз на Кирилла. В этот момент прискакала Лиза и забралась на свой стул между мной и Михалычем. Отвлекла его, тихими голосом делясь своими впечатлениями от совместной с Олегом прогулки. Потом подошел Олег, и хавшик, уставившись на паренька, начал теперь расспрашивать его:

– Ну а ты, малец, где жил, чем занимался?

Мальчик смутился, усевшись между Павлом и Лидой, которая уже не плакала, но сидела, словно выжатый лимон, усталая и кислая, ответил осторожно:

– Я в Уринге жил, это деревня под Ольвовом. – Заметив неподдельный доброжелательный интерес, заговорил более свободно: – Мои все померли давно уже, у меня только бабушка старая оставалась. Нам вся деревня помогала, а год назад бабушка померла, а потом и вся деревня тоже по очереди: то один, то другой… Я один остался. А потом в Урингу Паша, Руслан и дядя Кирилл пришли, и Лида тоже. За ними бандиты гнались, вот они у нас и укрылись. Несколько недель ждали в Уринге, когда бандюкам надоест их караулить, а потом дяде Кириллу надоело, и он их всех…

– Олег! – тихий укор Кирилла заставил вздрогнуть мальчика, впрочем, как и меня, зато хавшик переключился любопытным взглядом уже на другого собеседника.

– Ну, а ты что нам поведаешь? – Хавшик подался к суру в предвкушении длинного рассказа.

Кирилл с бесстрастной миной на лице, не меняя позы, в которой сидел, наверное, уже не меньше часа, ответил:

– Мне сорок девять лет, холост, сур, военный… бывший. Останусь здесь с вами, готов работать, защищать и охмурять… – от этого заявления я, если бы стояла, точно бы присела.

Вся компания с веселым изумлением округлила глаза, Михалыч тоже усмехнулся, погрозил пальцем, а потом добил меня:

– Ну, я рад, что не ошибся в тебе!

Я встала и быстро ушла на кухню умыться, а то щеки горели, хотя речь шла и не обо мне вроде, но сердце-то стучало…

Вернулась с полными тарелками еды, подложила ребятишкам горячих тефтелек, выставила соленые огурчики и квашеную капусту, она, к слову, сказать, уже знатно подошла и вкусно хрустела во рту. Добавила сметаны в грибы и предложила разлить еще по рюмочке, чтобы помянуть. Никто не отказался. Обошла весь стол, остался только Кирилл, которому тоже налила, чувствуя, как от напряжения дрожат руки. Немного капнула мимо, мысленно дав себе тычка, отстранилась, ни на кого не глядя, и отступила подальше.

Изучала его затылок и размышляла о том, что в такой печальный момент не о бытии думаю и человеческой трагедии, а вот прямо сейчас гляжу на этот коротко стриженный затылок и глаз отвести не могу. От этих загорелых ушей, которые, оказывается, слегка двигаются, когда Кирилл что-то жует. От мощной шеи и широких плеч, обтянутых черной футболкой. От сильных смуглых рук, контрастирующих с белой скатертью. От длинных пальцев, которые могут, не дрогнув, нажать на курок и послать смерть в другого человека, но сейчас аккуратно держат вилку.