Я ждал, что она придет. Или он. Гадал, станут они меня баюкать, как раньше, или убьют, поняв, как во мне ошибались. Я пытался вообразить, что почувствую, когда хрустнет моя шея или когда из груди станут вынимать сердце. Та ночь далась бы мне легче – хоть и немногим легче, – будь у меня слова для одиночества и любви, потери, голода, ненависти. Знай я слова «мать» и «отец». Но у меня под обжигавшими глаза звездами были только мои маленькие, сжатые в кулаки ладошки и вкус желчи на языке.
На следующий день свидетель приплыл за телами и меня тоже взял в свою лодку.
После такого множества слов молчание показалось тесным, тяжелым, горячим. Для него важно было высказать наконец правду, дать голос простому факту своего бытия: его растили для убийства. Не для убийства беззащитных – вуо-тоны являлись на встречу со своими богами, приготовившись к бою и к смерти, – но и не для охоты. Не было причины убивать вооруженных бронзой воинов, не было нужды, кроме голого наслаждения борьбой и кровью. Он еще ребенком понял, как уродливо убийство, но и за пятнадцать лет терпеливого служения богине любви не перестал видеть в нем красоту.
По полу за спиной стукнули босые ноги Бьен.
Он слушал, как она подходит.
На одно безумное мгновение ему почудилось, что это Кем Анх пришла наконец убить неудачника. Облегчение отдавало яростью.
Бьен остановилась у него за спиной, так близко, что он ощутил затылком ее дыхание и тепло ее груди.
– Спасибо тебе, – сказала она, тонкой рукой обняв его за пояс и прижимаясь лбом к спине.
Рук тряхнул головой. Его накрыло изнеможение, будто он не просто описал тот бой, но и заново пережил его от начала до конца.
– За что спасибо? – спросил он.
– За то, что напомнил.
– О чем напомнил?
– Что мы – заблудшие.
Он подавился смешком.
– Мы с тобой?
– Да. И Талал. И те, кого мы сегодня убили. И Кочет, и Змеиная Кость. Все, кто сражается. И все, кто на это смотрит.
– Хорошо, если так, – ответил Рук. – Но некоторые просто жаждут крови.
Он хотел высвободиться, но ее рука держала крепко.
– Конечно жаждут. – Бьен легко коснулась губами его щеки: губы были теплыми и холодными одновременно. – Но я только о крови и думала. Я их ненавидела за эту кровь, за то, что они оторвали меня от меня, ненавидела до этой минуты, до этой ночи, пока не услышала наконец твою историю.
Бьен повернула его лицом к себе. Впервые за эти месяцы, впервые после бойни в храме он увидел под шрамами – ее.
– Ты мне напомнил, что они голодны, Рук, а я у ног богини давно научилась любить голодных.
57
Когда Гвенна влетела в сводчатое преддверие крепости – задыхаясь, с горящими от бесконечного спуска икрами, с клинками наголо, – сражаться было не с кем.
Камень пропах ужасом и кровью. В нескольких шагах лежал на полу Паттик. Паттик – такой боязливый и такой отважный, с глоткой, порванной, казалось, зубами бешеного пса.
– Нет! – прорычала Гвенна. – Нет.
Чо Лу упал рядом с другом, ничком, выронив меч из бессильной руки. Сталь блестела, не замутнена кровью: он не сумел нанести ни единого удара тому, кто его убил.
– Это Джонон.
Гвенна развернулась как ужаленная. К стене привалился Бхума Дхар. Он силился устоять, но выставленная вперед правая нога была уродливо вывернута в колене. Попытавшись перенести на нее вес тела, он перекосился от боли и сполз по стене, весь в поту. Он, как и убитые легионеры, успел обнажить клинок. И у него тоже сталь была чиста.
– Он ворвался, – капитан поморщился, – как ветер.
Гвенна молчала. Не то чтобы не могла выговорить вопроса. Нужды не было – она и так знала ответ.
– Он улыбался, – рассказывал Дхар. – Он упрекал нас, что мы его бросили. Он спросил вас. Потом взял Крысу за плечо. Девочка бранилась, отбивалась, пыталась вытащить нож. Так мышь могла бы бороться со змеей. Храбрая мышь, и все же…
Капитан закрыл глаза – от воспоминаний или от боли, но не замолчал.
– Он звал солдат с собой. «Будете моими заместителями, – так он сказал. – Моими почетными помощниками. Вы, как и я, отведаете плодов этой земли и познаете силу, блаженство и мудрость, какие вам и не снились». Тогда Чо Лу бросился на него. Отважно, но напрасно. – Дхар кивнул на тело. – Джонон, одной рукой удерживая Крысу, вырвал ему сердце.
Гвенна оглянулась через плечо. Она и не заметила смятого комка, сочившегося влагой. Ком лежал у пустой ладони Чо Лу, словно солдат тянулся за ним, хотел вернуть.
– Мы с Паттиком атаковали… – Капитан сбился, уставил пустой взгляд в стену. – Бесполезно.
Он поднял руки, охватил ладонями склоненное лицо. Так же, как много месяцев назад на «Заре», когда потерял корабль, обозначив «стыд».
Гвенне тоже было стыдно. Это она приказала оставить дверь открытой. Это она велела им ждать внизу. Тогда казалось, так разумнее, потому что ее рассудок ускользал и внутри разрастался страшный голод. Она так страшилась самой себя и того, что могла натворить, что оставила их беззащитными перед Джононом, на котором уже прочно сомкнул когти Менкидок.
– Чего он хотел? – спросила она, заранее зная ответ.
– Вас, – ответил Дхар. – Он сломал мне колено, но оставил в живых, чтобы я вам передал.