Пепел перемен, Том 4: Ни богов, ни королей

Дэйн Кавигер нечасто мог позволить себе просто посидеть в одиночестве. Время обеда ещё не наступило, так что в трапезном зале было пусто и прохладно, и командующему, облачённому в доспех и плащ, это было на руку. Рыцарь гвардии на службе всегда должен быть одоспешен днём и, если несёт караул у покоев, ночью, так гласит присяга. Дэйн вспоминал тот день, когда впервые произнёс её. И вспоминал каждый раз, когда в жаркие дни струйка пота сбегала по его лбу. Но с тех пор, как король вернул разум, исполнять присягу стало ещё труднее: Кавигеру как командующему было велено носить неудобный парадный доспех вместо обычного. Прежде он надевал его только во время караула у трона, теперь же ему приходилось ходить в нём повсюду.

Из-за обилия золотых украшений он был весьма тяжёл и даже дополнительный мягкие вставки в поддоспешник не всегда спасали Дэйна от натирающей плечи тяжести. Так что в этот солнечный день для командующего гвардии было наивысшим удовольствием сидеть на резной деревянной скамье у окна, подставляя лицо свежему ветерку.

Стену трапезной украшало широкий гобелен с изображением двоих монахов под тенистым деревом. Один из них сжимал в руке копчёный окорок, другой же держал кружку, в которой, судя по стоящему позади бочонку, плескалась далеко не колодезная вода. Автор композиции, явно не понаслышке знающий о тяготах поста, изобразил на лицах монахов такое блаженное наслаждение, что во всяком, входившем в трапезную, волей-неволей просыпался аппетит.

Порыв ветра обдал лицо командующего приятной прохладой. Должно быть, сейчас выражение его лица вполне могло поспорить с блаженным удовольствием вытканных на полотне монахов. Когда дверь в зал отворилась, Дэйн лениво посмотрел на гостя через полуопущенные веки.

— Здравствуй, Дэйн, — сухо проговорил верховный казначей.

Старик обратился к нему по имени. Значит не боится лишних ушей, и можно не таиться.

— Добрый день, Явос.

— Вижу, его величество совсем не щадит командующего гвардией, — покачал головой казначей. — Сколько золота на этих доспехах? Десять фунтов? Пятнадцать?

— Не знаю, Явос, да только при Эркенвальдах его было ещё больше. Видишь эту корону? — Кавигер указал на объёмный орнамент в центре нагрудника. — Раньше на её месте был здоровенный имперский орёл. Едва ли не первым приказом, отданным Эдвальдом после коронации, был убрать имперскую символику повсюду, в том числе и на доспехах командующего гвардией. Когда мне велели надеть парадный доспех перед присягой, я благодарил богов, что король принял такое решение. Орёл был больше короны, а значит, тяжелее.

— И всё же, на мой взгляд, это неразумно, — поморщился казначей. — Тратить столько золота на украшение доспеха, который и для боя-то не годится.

— А ещё говорят, что Таммарены свято чтут традиции, — усмехнулся Дэйн. — Но в этом ты прав. Когда я сопровождаю короля по пути в Храм, люди смотрят на мой доспех, провожают меня взглядами. Кто-то глядит с восхищением, но чаще я вижу в их глазах зависть и ненависть. Если б они знали, как тяжело и неудобно его носить, они смотрели бы с сочувствием. Хорошо хоть, его величество не приказал повсюду носить с собой церемониальный меч. Он весит фунтов двадцать и больше походит на позолоченную дубину с лезвием.

— Помню этот меч по твоему посвящению Дэйн, — улыбнулся казначей, но улыбка тут же покинула его лицо. — Однако я здесь не для того, чтобы предаваться воспоминаниям. Ты не замечаешь, что творится с нашим королём?

— Что ты имеешь в виду?

— Он карает слуг за любую провинность. Достаётся даже фрейлинам. Не удивлюсь, если дело дойдёт до придворных мужей.

— Эдвальд и раньше наказывал за проступки… Разве что наказания стали жёстче. Быть может, он опасается очередного заговора и стремится держать всё под контролем.

— А эти реформы? — не унимался Явос.

— Желает наверстать упущенное, — Дэйн замолчал и прислушался, точно ли никого нет поблизости. — В конце концов, он столько времени был безвольной марионеткой Велерена.

— Но какие реформы! Эти серые отряды, погромы, женщина во главе Церкви Троих… Да и какая она теперь «Церковь Троих», если во главу её поставлен Калантар! — казначей тяжело вздохнул. — Боюсь, мой дорогой Дэйн, мой вывод тебе не понравится. Наш король постепенно превращается в тирана и фанатика, если не сказать, что уже превратился.

— Осторожнее, Явос, — командующий поёжился. — Его величество без пяти минут ваш родственник.

— Ох, ещё и эта свадьба… Я бы не говорил такое, если б не был так напуган. Да, Дэйн, меня пугает будущее страны. Ведь ей угрожают не эльфы и не Риген. Я боюсь, что этот безумный фанатизм, а фанатизм всегда рано или поздно становится безумным, станет тем нарывом, который, если его не трогать, лопнет и затопит страну кровью.

— Кажется, ты слишком долго пробыл в лечебнице, — усмехнулся Дэйн.