— Вы, господин верховный казначей, знаете, что сегодня будет казнь. Прямо перед Храмом. Отец желает самолично провести её, предвкушает все ужасы, которые там устроит, словно великий праздник. Видели бы вы его глаза, когда он об этом говорит! А перед тем он собирается что-то сделать с Церковью, что-то, связанное с этим Калантаром… Я боялась поверить, не хотела говорить этого, но… Эдвальд Одеринг безумен. Он стал жесток и несправедлив ко всем вокруг. Я боюсь думать, что будет дальше. И… Теперь даже не знаю, как говорить о нём. Каждый раз, когда я называю его «отец», что-то во мне словно обрывается… Мне кажется, это больше не тот человек, который был моим отцом.
— Именно об этом я и хотел рассказать тебе, Дэйн, — нахмурившись, сказал казначей. — По-твоему, всё ещё ничего не происходит?
— Я уже не знаю, что думать, — командующий гвардией положил руку на голову. — То, о чём вы говорите…
— Вы присягали короне, сир командующий, — умоляюще проговорила принцесса. — Клялись защищать и оберегать королевскую семью. И я боюсь, защитить от собственного отца меня больше некому.
Дэйн Кавигер вздохнул. Если до прихода казначея лицо командующего выражало благодушие, то теперь вид у него был мрачнее тучи. Внезапно его мысли нарушил тихий, но отчётливый звук:
— Чшш!..
Дэйн, Явос и принцесса одновременно повернули голову туда, где участок стены прикрывал гобелен.
— Крыса? — осторожно предположил казначей.
Звук раздался вновь, только громче и отчётливее. Словно кто-то попытался беззвучно чихнуть, но поток воздуха оказался слишком сильным.
— Крысы не чихают, — проговорил побледневший Дэйн и решительно зашагал в сторону звука.
Командующий отдёрнул гобелен и обнаружил в стене щель, достаточную, чтобы туда можно было просунуть руку. Из-за этой щели на него глядела пара испуганных, но, несомненно, человеческих, глаз. Дэйн опешил, и в следующее мгновение глаза по ту сторону исчезли. Командующего осенило:
— Тилль!
Из-за стены послышалось встревоженное шуршание и кряхтение, потом удаляющийся звук топота ног. А потом всё стихло, и Дэйн обернулся на побледневших казначея и принцессу.
— Проклятый коротышка! — прорычал командующий и в отчаянии ударил по гобелену кулаком. — Теперь его не достать!
— Тилль? — проговорила девушка. — Я видела его в саду. Наверное, он проследил за мной, решил подслушать и… О боги… Он… Он всё расскажет отцу!
Принцесса осела на стул. Её губы задрожали, а пальцы побледнели, вцепившись в рукава платья. Дэйн ещё никогда не видел её такой.
— Ваше высочество, вы не знаете наверняка… — начал было казначей, но девушка схватила его за руки.
— Если отец узнает, он… Он запрёт меня! Навсегда! Прошу! Увезите меня куда-нибудь! Куда угодно! Прямо сейчас! Только не в Одерхолд, он найдёт меня там. В Высокий дом, в Лейдеран, хоть на край света, лишь бы подальше от него!
Дэйн судорожно размышлял. Явос говорил, что ему рано или поздно предстоит принять решение, но теперь времени на это осталось катастрофически мало. Впрочем, в глубине души он всегда знал, какое решение примет. Честь командующего гвардии не оставляла иного выбора.
— Вытрите слёзы, ваше высочество, — сказал, наконец, Дэйн. — Я подумаю, что можно сделать.
— Мы оба, — добавил казначей.
Глава 19
Эдвальд Одеринг в последнее время очень часто бывал в Храме, но не только ради молитв и не только, чтобы советоваться с Матриархом. Под разными предлогами он подолгу оставался в молельном зале, ходил среди малых алтарей других богов, ожидая, пока появится она. Послушница по имени Марта.
Девушка эта запала в сердце короля и не давала ему покоя. Эдвальд мог поклясться, что уже давно никто не вызывал в нём такой страсти, граничащей с одержимостью, как она. Однако в последние дни Марта бывала в Храме всё реже, а если и появлялась там, то старалась даже не смотреть на Эдвальда. Все подарки, что он отправлял ей, она возвращала обратно. Король, безусловно, понимал, что послушницы сильно ограничены в быту и всё же серебряный гребень для волос, сандалии из нежнейшей телячьей кожи и даже флакон душистого розового масла из южной Акканты были возвращены в тех же резных деревянных ларцах с нетронутой печатью. Но Эдвальд не думал сдаваться, и вот однажды, когда в Храме почти никого не было, он всё-таки смог застать Марту в молельном зале. Король отвёл обескураженную девушку в сторону и спокойно спросил, почему она не принимает подарков.
— Простите, ваше величество, но я лишь скромная послушница, — испуганно прошептала девушка. — Я дочь крестьянина, мне не должно принимать подарки от вас.
Сказав это, она поспешила уйти, не дав Эдвальду сказать ни слова. Но она не знала, что эти слова лишь раззадорили короля.